Валентин Лавров - Граф Соколов — гений сыска

— Имел честь слыхать, что вы умеете на скрипке играть. А у меня, извините, иная слабость — картишки-с. Тут с одним разбойником сразился, так тот, мошенник, все мне спустил, в том числе и вот это, — протягивает мне скрипку. — Вещичка старинная, пять тыщ тянет. Взять не желаете? Позвольте заметить, что у них это семейная реликвия. И мастера фамилия, — полез гость в карманы, долго шарил, бумажку вытащил, прочитал: — Иван Андреич Батов, стало быть. Берете? А то в Питер отвезу, там с руками оторвут.

Взял я скрипку — и впрямь клеймо Батова. Прошелся по всем регистрам — звучание мощное, чистое, необыкновенное богатство обертонов. Настроил, заиграл — прямо-таки живой человеческий голос звучит. Живая, истинно говорю, живая скрипка, душа у нее есть! Решил: все отдам _ скрипку не упущу! Дядя согласился месяц ждать. Да где капитал собрать? Заложили дом. Валюшка продала колечки-браслетики золотые, подписал я кучу контрактов на концерты — вдоль по всей матушке-Волге. Все равно на скрипку не хватает! А из головы не выходит она у меня, каждую ночь снится: вдруг ее кто другой перехватит или дядя этот сам в карты проиграет? Вообще, род помешательства.

Приехал на концерт в Царицын. Успех совершенный! Познакомился я с девицей. Мария Школьникова зовут ее.

Тоже моим талантом восторгается. Говорит:

— Это хорошо, что вы из Саратова! Мы с братом там хотим на некоторое время обосноваться. Не подскажете ли, кто сдает там домик? Я хочу на химика учиться, брат поможет готовиться.

Я возьми да ляпни:

— Да у нас второй этаж пустует. Если деньги вперед за три месяца внесете, то занимайте.

Она на другой день после меня приехала, деньги отдала. Поставила условие: “К нам не поднимайтесь, чтобы чистоту опытов не нарушить!” Прикатил и брат Марии — толстый, курчавый. Целыми днями они опыты ставили. Изредка мы вместе чай в беседке пили. Мария узнала о скрипке, говорит:

— Пятьсот рублей желаете заработать? — И объяснила, что следует в Москву срочно две банки реактивов отвезти. — Это очень ценные реактивы. Я не могу доверить их случайному проводнику. Да вам ведь все равно в Москву по делам ехать, что ж от хороших денег отказываться. Не резон!

Согласился я. Мария предостерегает:

— Только осторожно — чтоб стеклянная тара не разбилась!

— А кому отдавать?

— Как приедете в Москву, сразу же на извозчика садитесь и поезжайте на Ходынское поле. Около Царского павильона — это рядом с летным полем, вас будет ждать человек. Он сам подойдет к вам и заберет у вас чемодан и даст полтысячи рублей.

— А как он меня узнает?

— По чемодану!

— Имя человека?

Мария подумала и недовольно поморщилась:

— Захаром зовут, да какое это имеет значение! Самое главное — осторожно доставьте и никому о нашем деле не говорите. Даже Валентине.

Потом Мария помялась и заявила:

— Это очень важно, чтобы никто не знал, чей это чемодан. Деньги вы получите хорошие, и мне нужна гарантия.

Удивился я:

— Какая гарантия? И зачем такие предосторожности?

— Это уж мои заботы — “зачем”! Поклянитесь вашими детьми, что никогда и ни при каких обстоятельствах не скажете про наш уговор!

Удивился я еще больше, но твердо сказал:

— Не беспокойтесь, даже под страхом смерти не скажу, раз вам так хочется. Ну, клянусь. Честное благородное слово!

Казарин тяжело вздохнул.

— Ну а дальше вы, Аполлинарий Николаевич, все знаете.

Соколов испытал странное чувство. Это было и сострадание к этому хорошему, доброму человеку, и ужас перед теми, кто с легкой совестью послал его почти на заведомую погибель. Сыщик размышлял: «До какой степени надо выродиться, забыть и Бога, и всякую совесть, чтобы очерствить свою душу, полностью потерять всяческую жалость к ближнему, как сделали люди, которые называют себя “революционерами” и которые якобы борются за “народное счастье”, загодя обрекая тысячи людей на страдания и смерть. Нет, пока жив, сделаю все возможное, чтобы спасти Россию от этой погани, от этой заразы, старающейся поразить нравственной проказой как можно больше людей. И многие уже поверили этим лживым идеям. Не только те, что вынуждены проживать в черте оседлости, но и такие благополучные буржуи, как Максим Горький или миллионер Рябушинский. Господи, просвети их!»

Вслух Соколов произнес:

— Спасибо, Вениамин Александрович, за откровенный рассказ. Ваша доверчивость, перешедшая в преступную наивность, толкнула вас на гибельный путь. Но я вижу: вы отлично понимали, что идете на страшное преступление.