Валентин Лавров - Граф Соколов — гений сыска

Дежурный жандарм заверил губернатора:

— Вы, Владимир Федорович, не сомневайтесь! Восьмой поезд Москва — Клин отходит в шесть двадцать семь. Мы его весь перешерстим, а Левицкого вам доставим.

— Ваши агенты его узнают?

— Как не узнать, когда на газетных лотках его фотооткрытки по пятачку за штуку продаются. Сейчас заберем десяток и раздадим своим сотрудникам.

Джунковский вернулся повеселевшим. Спросил извозчика:

— Тебя арестовать для важности? Или сам приедешь в сыскное управление?

— Да уж чего вам, начальству, беспокоиться! — белозубо улыбнулся извозчик — Под арестом русскому человеку хоть и привычно сидеть, да только кто ж за моими двумя животными присмотрит? Лошади — они, как малые дети, догляда требуют. Когда прикажете прикатить?

В разговор вмешался Кошко:

— Нынче же в пять часов по полудню быть в Гнездниковском! Иначе — Сибирь! Как пособнику...

Извозчик еще раз неуместно улыбнулся и заспешил по гравиевой дорожке к воротам: там, отмахиваясь хвостами от назойливых мух, стояли две лошади, запряженные в лакированную коляску и вожжами привязанные к каменной коновязи.

...В воротах на извозчика едва не наехала санитарная крытая повозка — для перевозки трупов. Санитары вошли в дом и через минуту-другую вышли с носилками, покрытыми простыней.

Жеребцов перекрестился:

— К Лукичу в гости поехал!

Действительно, убитого повезли в полицейский морг, что на Скобелевской площади. А смотрителем там был, как помнит читатель, пьяница Лукич.

Побежали томительные минуты. Ждали, когда с вокзала доставят преступного художника. По настоянию Кошко его решено было допросить именно здесь — “на месте злодеяния”.

Отец и сын Гусаковы вот-вот должны были закончить обыск на Мясницкой, в квартире и мастерской Левицкого, но никто всерьез не рассчитывал найти там компрометирующих убийцу доказательств.

Соколов задумчиво глядел на Кошко:

— Ты, Аркадий Францевич, и впрямь уверен, что Левицкий — убийца?

— А что, есть другое мнение? — с вызовом произнес Кошко. В присутствии губернатора начальнику сыска очень хотелось показать свое если не превосходство, то скажем, начальническое достоинство.

Соколов спокойно продолжал:

— Знаменитый художник, чьи картины украшают крупнейшие галереи мира, уличает в измене свою красавицу-супругу, которая лет на двадцать моложе него. По дуэльному кодексу, нанесено оскорбление крайней, третьей степени. Но дуэли нынче не в чести (к сожалению!). И вот художник начинает себя вести не как дворянин, а как отпетый негодяй. Он хладнокровно обдумывает злодеяние, запасается ременной петлей, которую подло набрасывает сидящему к нему спиной Доброво. Такое возможно? Нет, конечно! Что случается у ночлежной рвани, то невозможно благородному и талантливому человеку.

Второе: где вы видели убийцу, который, прибыв с кровавыми целями, сообщает свое имя дворнику? Убийцы себя не афишируют.

Третье: если Левицкий убил Доброво, то кто закрыл внутреннюю дверь? Преступник? Нет, дверь закрыл сам Доброво, а затем уж его убили.

Четвертое: рылись в служебных документах. Левицкому они не нужны. И уж совсем он не мог опустошить денежный ящик — эта гнусность не для него.

И последнее: чтобы задушить человека, надо иметь совершенно испорченную натуру, быть закоренелым злодеем. То, что мы знаем о Левицком, говорит: это человек возвышенной натуры, неспособный к преступлению.

Джунковский с восторгом и удивлением слушал гениального сыщика.

Зато Кошко снисходительно улыбнулся:

— Уважаемый коллега, граф Аполлинарий Николаевич! Никогда не сомневался, что таланты твои весьма разнообразны. Ты можешь стать великолепным защитником, за пояс заткнешь Спасовича, Арсеньева, Кони и прочих светил адвокатуры. Если ты, граф, на суде произнесешь столь пламенную защитительную речь, то присяжные развесят уши и вынесут оправдательный приговор. Присяжные — они в суде люди случайные, непросвещенные, простецкие. Главное — жалость у них вызвать, а еще лучше — слезу пробить. Ты так и делаешь, опираешься не на факты, а на почву зыбкую — нравственную сторону вопроса, оторванную от реальной действительности.

Соколов устало произнес:

— Любезный командир, говори, пожалуйста, по существу вопроса.

— То, что я говорю, — все имеет прямое отношение к раскрытому нами убийству. Левицкий — человек чрезвычайно одаренный, с этим я спорить не стану. Прекрасно! Но еще Чезаре Ломброзо научно доказал, что талант и помешательство тесно связаны между собой. Великий итальянец приравнивал моменты творческого вдохновения к эпилептическому припадку, но не судорожного, а психического характера, к так называемому психоэквиваленту. В литературе такими были Гоголь, Достоевский, Тургенев, Андерсен, Шопенгауэр и другие. А Гаршин! Впрочем, перехожу к другому аспекту нашей дискуссии.