Джулия Бьянки - Демоны Микеланджело

Он перерезал доктору дорогу, сорвал с него маску — перед ним стоял маэстро Ломбарди. Освещенное факелом лицо не выражало никаких эмоций — паралич отнял у него такую способность.

Микеланджело соскочил с коня и схватил негодяя за горло:

— Где она? Говори, где статуя!

— Ее нет, синьор.

— Сейчас удавлю тебя собственными руками! Ты не мог сбросить изваяние в ров — в одиночку статую оттуда не вытащить. Значит, статуя в мертвецкой среди трупов?

— Ее там нет.

— Удавлю!

Он потащил маэстро в сторону небольшой постройки, свободной рукой размахивал факелом, который выхватил у какого-то прохожего по дроге. Только огонь удерживал монахов на некотором расстоянии от него.

— Синьор, остановитесь! Прекратите! — кричали братья. — Вы что обезумели?

Пока Микеланджело пытался ногой вышибить двери, маэстро извивался в его руке подобно угрю на раскаленной сковородке:

— Скарпелино, туда нельзя входить. Там все пропитано ядовитыми испарениями. я сам… сам. запер все ставни, задвижки вытяжек и заложил щели… Я думал он составит мне деньги. мессир обманул и меня, и статую. изваяния там нет. ничего нет. у меня ничего нет! Совсем ничего! Все было напрасно.

Скульптор вломился в темное помещение, где духота была густо приправлена горькими запахами трав, каленого железа и сладостью тлеющей плоти. Он закашлялся, но решительно прошел внутрь осветив крошечную комнатушку факелом. В середине стоял стол с гранитной столешницей, на котором лежало накрытое просмоленным холстом тело. в головах тела были разнообразные хирургические инструменты, больше смахивавшие на инвентарь палач. Он с размаху перевернул стол: тело грохнулось с глухим чавканьем, инструменты звоном отпраздновали свое падение. Сгреб с полок баночки, в расчете найти тайную дверь в стене, чуть ослабил хватку, маэстро Ломбарди выскользнул из его пальцев, подхватил с пола ланцет, наставил на него, крикнул монахам:

— Этот человек — буйнопомешанный! Надо связать его!

Перепрыгивая темноту, к монахам рысил стражник и кричал:

— Фра Тиматео! Братья! Около карантина полно народа… — из ночного холода долетал неясный шум, были видны огни факелов, тревожно перемигивавшиеся у ограды. Но монах поименованный «фра Тиматео» был слишком занят:

— Погоди с ерундой. Дайте мне полено!

Он сделал несколько шагов в сторону, прицелился и метнул полено с такой ловкостью, что оно ударило Микеланджело прямо в затылок.

Мироздание рассыпалось перед его глазами, как горстка цветных стеклышек, подернулось мутной пеленой, он свалился на пол и не слышал, как стражник кричит насчет толпы, угрожающей сжечь карантин и перебить всех докторов, без разницы — монахов или мирян. Он не видел как перелетают через ограду факелы, как щетинятся пики стражи, как отец Джироламо пронесли на руках и поставили на перевернутую бочку. Мимо его сознания прошла одна из лучших проповедей святого отца, в которой тот требовал предать злодея и вора, известного как «маэстро Ломбарди» справедливому суду.

Скульптор продолжал лежать с закрытыми глазами и бродить по лабиринтам собственных мыслей, когда синьора Ломбарди пытались схватить, а загнанный в угол маэстро полоснул ланцетом по собственному горлу. Кровь ударила как фонтан, брызги разлетались во все стороны. Несколько горячих капель упали на щеку Микеланджело, вернули его в сознание. Он прошептал:

— Повозка… Где чумная повозка?

С трудом поднялся, отстранил от себя сердобольного брата, и, пошатываясь побрел через двор карантина туда, где обычно стояли «черные повозки».

Конь под ним несся во весь опор, но все равно он настиг повозку далеко за городом, когда она катила по мостику нал глубоким оврагом. Две понурые клячи, вынужденные тащить тяжеленный кусок мрамора, только удивленно поводили ушами, когда синьор на козлах стегал их кнутом. Судя по скорости, работа возничего давалась правоведу Таталье хуже, чем логические умопостроения.

Едва услышав, что убийца синьоры де Розелли имел медицинские навыки, он сообразил — дорогостоящего мраморного болвана прячут в карантине. Он набросил темный плащ, прикрыл лицо носатой маской, которую приобрел, чтобы безопасно посещать своих клиентов, желающих составить завещание. Теперь пройти в карантин не составляло труда. Оказавшись внутри, он первым делом проверил чумные повозки: очевидно, что лишний раз морочиться с перегрузкой тяжелой статуи никто не будет. Он заглядывал в каждую повозку и запускал руку в солому, пока сердце не дрогнуло от радости: пальцы уперлись в ледяной мрамор. Теперь статуя принадлежала ему. Синьор Таталья, оглянулся, взгромоздился на козлы и погнал лошадок к воротам, сообщил хмурому стражнику, что получил приказ его святости, отца Джироламо, собрать недужных по соседним поселкам и беспрепятственно покинул город.