Джулия Бьянки: Демоны да Винчи

Масленичный карнавал был в самом разгаре, и это очень раздражало сера [1] Сер — обращение к нотариусу, принятое в Италии в XV–XVI веках. Пьеро, почтенный нотариус терпеть не мог праздников. Чернь предается разгулу, аристократия — мотовству, в прибыли только торговцы вином, а людям дела приходится прятать свои чернильницы и счетные книги до лучших дней. В такое время даже трезвых носильщиков не сыскать! Пришлось трижды повторить адрес, чтобы паланкин наконец-то пришел в движение. Зловоние, разносившееся от рынка на Старом мосту по всем окрестным кварталам, заставило сера Пьеро плотно задернуть шторы на оконце и поднести к носу апельсин, проткнутый в нескольких местах палочками гвоздики. Впрочем, сегодня ему грех жаловаться! Благодарение Святой Деве, лично у него доверителей хватает даже об эдакую пору, обращаются к нему с делами срочного и конфиденциального свойства, такого, что прибегнуть к услугам посыльного никак невозможно. Оттого и пришлось нотариусу самому, превозмогая подагрические боли, что терзают суставы хуже палача, продираться сквозь праздничные толпы в наемном паланкине.

У мастерской известного артиста и своего давнего знакомца синьора Андреа Верроккьо он приказал носильщикам остановиться, выбрался из тесного транспортного средства и наконец-то вздохнул с облегчением.

Целая ватага весельчаков высыпала из дверей боттеги — так именуют мастерские сами художники — и принялась запускать шутиху. Под крики и смех снаряд вонзился в бархат вечернего неба и рассыпался сотнями сверкающих искр к полнейшему восторгу зрителей. Густо набеленная девица хлопала в ладоши и подпрыгивала так бойко, что котурна на высоченной подошве свалилась с ее ножки. Чтобы снова обуться, хохотушка задрала юбки, обнажив коленку, и одарила нотариуса двусмысленной улыбкой. Это создание, лишенное зачатков стыда, выглядело весьма миловидно, потому сер Пьеро поспешил отвернуться — поди знай, с кем имеешь дело в карнавальные дни? Личину куртизанки может примерить замужняя дама или, хуже того, девица из добропорядочного семейства, с такой проблем не оберешься. Хватит с него и одного ублюдка — Леонардо. Он поискал глазами сына — вместе с приятелями по мастерской молодой человек устанавливал посреди улицы громадное огненное колесо и казался полностью поглощенным этим занятием.

Наконец конструкция завертелась, при каждом повороте колесо шипело, выдыхало языки разноцветного пламени и сыпало искрами. Многочисленным зрителям приходилось жаться к стенам домов, рискуя оттоптать друг другу ноги.

Нотариус протиснулся к сыну и хотел было обнять, но блуза и рабочий передник Леонардо, перепачканные алебастром, пятнами масла и одни черти ведают, чем еще, отвратили его от проявлений отцовской нежности.

— Леонардо, чем ты здесь занят, Лео? Эдакая адская штука, — он кивнул на вращавшийся с нараставшей скоростью фейерверк, — спалит мастерскую вашего мастера и еще половину квартала, благодарение Господу, если не всю Флоренцию!

Он уже собрался привычно отчитать мальчишку, но осекся — перед ним стоял человек, достаточно взрослый, чтобы обнаружить многочисленные таланты, но при этом сохранивший изящный разлет бровей и волнистые локоны особенного, русого цвета, в точности как у матери. В лучшие дни Пьеро казалось, что лунный свет пролился на волосы его возлюбленной и подарил им свое сияние, а нынешний сер Пьеро только устало вздохнул. Отнюдь не сентиментальное воспоминание и даже не родительский долг заставили его притащиться в этот артистический вертеп среди ночи. Его привели дела.

Дела прежде всего!

Он поймал сына за рукав, и стараясь не выпачкаться, потащил внутрь мастерской, к небольшому чулану, где мастер Верроккьо держал принятые в починку музыкальные инструменты, рамы и прочий скарб.

— Послушай, мой мальчик, тебе выпал шанс не растрачивать своих драгоценных талантов, развлекая чернь, а заработать некоторую сумму. Всего-то и требуется поехать в мою контору и отомкнуть заржавевший замок…

— Отец, с таким делом любой кузнец справится лучше меня!

Леонардо недоуменно пожал плечами, и его родителю пришлось внести уточнение:

— Видишь ли… замок этот невелик. Сказать по правде, он не больше мизинца.

— Что же ухитрились запереть замком такого размера? — В глазах молодого человека мелькнула лишь слабая искорка интереса, и нотариус был вынужден продолжить: