Ричард Зимлер - Последний каббалист Лиссабона

Реза первой оборачивается ко мне. Ее глаза выдают недовольство тем, что я отказался вести субботнюю церемонию прошлым вечером.

— Ты спал, — говорит Карлос. — Это хорошо.

Мы обмениваемся благословениями.

— Где Фарид? — спрашиваю я.

— Дома, молится, — отвечает Диего.

Я направляюсь во двор.

— И куда это ты направился? — вопрошает отец Карлос.

— Наружу, — отвечаю я.

— Ты идешь в квартиру Соломона- мохеля , так? — с горечью спрашивает Реза. Прежде, чем я успеваю открыть ей, куда в действительности иду, она говорит: — Ты не можешь оставить все как есть? Он мертв. Месть свершилась. И теперь мы должны как-то жить дальше, заботиться о том, что осталось от нашей семьи. Этого хотел бы твой учитель. И поверь мне, Берекия Зарко, в доме масса работы, которую тебе следует сделать, буде ты возжелаешь вернуться к живым!

Реза смотрит на меня так, что я понимаю: ей лучше дать тот ответ, который она хочет услышать.

— У нас разные пути, — говорю я ей. — Если сейчас я не пойду дальше по своему пути, то никогда уже не смогу присоединиться к тебе в будущем. — Однако и мое нынешнее направление, выбранное ею, становится неплохой уловкой, поэтому я добавляю: — К тому же, я просто собираюсь засвидетельствовать свое почтение. Даже убийца заслуживает молитвы.

Диего поднимается и говорит:

— Сегодня вечером я отправляюсь в Фару, чтобы сесть на корабль до Константинополя. Вероятно, нам следует попрощаться.

— Я скоро вернусь. Еще не время для прощания.

Я захожу в дом Фарида и обнаруживаю его занятым молитвами прямо в передней комнате. Заметив меня, он выпрямляется, словно поддерживаемый руками Аллаха.

Мы с Фаридом поднимаемся по склону расцвеченного пятнами кустарника холма навстречу башням Монастыря Грасы и утреннему солнцу Лиссабона. Низкорослая монашка с единственным торчащим зубом, охраняющая свой драгоценный мраморный крест, оборачивается, чтобы посмотреть на нас.

Особняк доны Менезеш нависает над грязной дорогой, обрамляющей северный склон холма. Каменная крепость, перестроенная из заброшенного романского военного укрепления, ее единственная современная деталь — мраморный балкон, опирающийся на четыре летящих контрфорса, построенных на обнажившемся известняковом склоне.

Я бывал здесь дважды, оба раза принося шелковые платья, заказанные у моей матери. Мы идем к воротам у бокового входа в дом. Сад, засаженный огромными марокканскими кедрами, дарит нам спасительную тень. Отсюда нам виден край балкона на внутренней стороне дома. Высокий худощавый мужчина в синем берете с плюмажем стоит под дальним контрфорсом. В руках у него бокал из красного стекла, он непринужденно беседует с кем-то, кого я под этим углом не могу разглядеть. Он показывает на что-то слева от себя, и я узнаю его: это граф Альмирский.

Зоровавель и царица Эсфирь объединились.

У ворот светловолосый стражник в характерной ярко-фиолетовой шляпе наемника доны Менезеш уносит мое послание в дом. Когда мы уже уходим прочь, Фарид показывает:

— Может, у нее скидка за наем этих буйволоподобных монстров.

Мне бы хотелось засмеяться, если только я мог быть уверен в том, что все еще являюсь тем юношей, каким был раньше, но, похоже, я больше не обладаю такой возможностью. Мы проходим мимо угрюмой монашки, все еще стоящей на страже возле монастыря, и мое сердце подскакивает, словно стремясь выскочить из груди. Я думаю: «Если моя жизнь оборвется здесь, что это будет значить?»

Времени на поиски ответа нет. Мы, оскальзываясь, сбегаем вниз по холму. Улицы Лиссабона, изогнутые под немыслимыми углами, молча приветствуют нас.

Вернувшись домой, я достаю из геницы два бесценных трактата Авраама Абулафии «Жизнь Мира Грядущего» и «Сокровища Сокрытого Эдема». В обоих на полях сделаны заметки рукой моего наставника.

— Что это ты делаешь? — спрашивает Диего сверху.

Они вдвоем с отцом Карлосом стоят на лестнице, глядя на меня с почти материнской нежностью и беспокойством.

— Теперь я понял, чего от меня хочет дядя. Если дона Менезеш пытается приобрести рукописи на иврите посредством графа Альмирского, она их получит. Но за очень высокую цену. Я хочу последнюю Агаду моего учителя. Это доказательство, которого мне не хватает.

— Но ты ведь сказал нам, что считаешь Соломона виновным в… — начинает священник.

— Кому какое дело до моих слов! — перебиваю я. — Ты веришь во все, что слышишь?!

Он морщится, словно понюхав что-то протухшее. Диего спрашивает меня: