Татьяна Романова - Сизые зрачки зла

– Как его зовут? – поинтересовалась Вера, поглаживая бархатистую спинку.

– Придумай сама, ты – хозяйка, тебе и называть.

– Пусть будет Ричи.

– Почему Ричи? – полюбопытствовал ее муж.

– Не знаю, просто захотелось.

Вера наклонилась к щенку и несколько раз позвала его, пробуя новое имя с разными интонациями. Озорник как будто бы понял ее, поскольку с готовностью подбежал к новой хозяйке, понюхал ее амазонку и потянул подол зубами.

– Ричи, нельзя! – прикрикнула Вера и подхватила щенка на руки. – Наверное, его нужно покормить. Только что мы такому маленькому сможем предложить?

– Меня уверили, что он ест мясо, – объяснил Платон и, подойдя к столу, откинул крышки, закрывающие блюда. – Здесь есть оленина, сейчас я ему дам.

Он отрезал большой ломоть от запеченного окорока и начал крошить мясо на кубики. Щенок на руках у Веры повел носом и заскулил.

– Есть хочешь? Ну, иди, – предложила она, опустив малыша на пол, тот тут же подбежал к ногам Платона и стал тыкаться в его сапог лобастой головой.

Князь поставил на пол тарелку с кусочками мяса и предложил:

– Ешь, Ричи!

Щенок набросился на еду, а Платон обнял жену и кивнул на стол:

– А ты что будешь?

– Наверное, все, – решила Вера, вдруг осознавшая, что страшно голодна.

Это был их первый завтрак. Вера не чувствовала, что ела, да и какая теперь разница, если она купалась в разлитой вокруг нежности. Они стали так близки, как будто были половинками одного яблока. Она не хотела разбираться в своих чувствах, просто радовалась. Может, это и называется счастьем? Она оказалась желанной для великолепного мужчины, он научил ее нежности и страсти, а еще он подарил ей щенка и сказал: «наша семья». Вера улыбнулась мужу и спросила:

– Куда мы поедем?

– Давай, поскачем через сад к оврагу, а оттуда можем поехать в Солиту, и ты отдашь распоряжения, что нужно упаковывать для переезда.

– Мне нечего оттуда забирать, все мои платья поместились в один сундук, и он давно прибыл, – отмахнулась Вера, – давай объедем Хвастовичи, я ведь еще не видела этого имения полностью.

– Отличная идея! Посмотришь на свое новое хозяйство, я – человек эгоистичный и хочу, чтобы ты приложила свою практическую хватку и к этому поместью. Работать я тебя не заставляю, но советам был бы рад.

Они спустились с крыльца, в тени деревьев их уже ждали: Платона – высокий английский жеребец, а Веру – Ночка.

Они скакали рядом. Теплый ветерок развевал волосы Веры, и на мгновение ее мужу почудилось, что этот пропитанный запахами трав и цветов ветер уносит из его жизни ошибки, печали и болезненные воспоминания, а впереди его ждет незамутненное счастье.

Они миновали сад и уже неслись по широкой дороге через рощу. Скоро на ней появилась развилка, и Платон свернул налево, к ручью. Он остановился на маленькой полянке, бросил поводья, позволив своему коню свободно гулять, и снял с седла жену.

– Нравится тебе здесь?

– Очень, тут не просто красиво, а даже как-то уютно.

– Потому что это – владения нашей семьи, – отозвался Платон, а потом решился задать вопрос, который уже несколько месяцев мучил его: – Скажи, как, при твоей красоте, ты не вышла замуж еще лет в семнадцать? У тебя же должно было быть множество поклонников!

– Я старалась не доводить отношения до предложения руки и сердца, – чистосердечно призналась Вера, – а так как я не хотела выходить замуж, то у меня имелось в запасе несколько отработанных приемов холодного обращения с кавалерами.

– Неужели ты ждала меня?

Вера на мгновение запнулась, но муж казался таким родным и все понимающим, что она не захотела ничего скрывать, поэтому призналась:

– Я тогда не знала тебя, просто мне казалось, что я люблю одного человека.

Она смутилась и не решилась посмотреть на Платона, поэтому не увидела тени, мелькнувшей на его лице, не услышала она и дребезжащей нотки, проскользнувшей в его голосе, когда тот спросил:

– И кто же это?

– Лорд Джон, маркиз Харкгроу, он пел в оперном театре в Москве и занимался вокалом с моей сестрой Любочкой.

Веселый смех стал ей ответом. Она с удивлением подняла глаза и увидела широкую улыбку мужа. Это казалось таким странным и даже неуважительным по отношению к ее чувствам, что Вера обиделась. Стараясь казаться невозмутимой, чтобы муж не догадался, как оскорбил ее, она спросила:

– Почему ты смеешься?

– Потому что рад – ведь лорд Джон мне не страшен. Он никогда не стал бы моим соперником.