Жильбер Синуэ - Мальчик из Брюгге

Страх охватил присутствующих. Художники, знатные и простые прихожане взирали на советника Козимо с растерянностью, смешанной с ужасом. Происходило ли все на самом деле, или Санта-Мария дель Фьоре охватили галлюцинации и кошмары?

— Итак, — промолвил Козимо, — ребенок оказался прав. Неужели ваша ненависть настолько огромна, что вы пожертвовали собой с единственной целью: увлечь нас к смерти?

Сассетти, окаменев лицом, величественно молчал. Колокол на башенке неожиданно звякнул; этот звук можно было принять за призывно-похоронный звон посланца покоящихся в земле.

Лоренцо Гиберти вышел из ряда, в котором сидел, и направился к Сассетти. За ним последовали отец де Куза, Фра Анджелико, Альберти, Брунеллески и другие.

— За что? — спросил золотых дел мастер, автор «Врат рая». — Меня-то за что? А моих собратьев?

Каменное лицо советника несколько оживилось.

— Потому что вы воплощаете зло. Вы! — Он повел рукой. — Вы и все они!

Гиберти хрипло засмеялся:

— Что, спорынья уже разъедает ваш мозг?

Поведение Сассетти изменилось, вызов появился на его высоко поднятом лице.

— Да, зло!

Отодвинув своего собеседника, он взошел по ступеням к главному алтарю и, подняв к небу руки с сжатыми кулаками, обратился к толпе:

— Братья мои! В Европе, от севера до юга, установилось царство варваров! Мы находимся на пороге проклятой эры, эры хаоса, предвестника краха нашей цивилизации. Из Болоньи, Неаполя, Мантуи, Колони, Парижа поднимаются отголоски богохульства, ренегатства, запущенности. Даже здесь, во Флоренции, они приняли такой размах, что стали оглушительными. Повсюду слышишь, что наши дети замучены бесплодными формулами и они не должны больше повторять и заучивать наизусть жития святых. Ересь!

Он замолчал, будто силясь унять охватившее его лихорадочное возбуждение.

В нефе все замерли, затаили дыхание. Купол над головами, казалось, покачивался на краю бездны. Голос Сассетти стал громче:

— Я собственными ушами слышал, как один учитель заявил, будто источники знания текут из Греции, Рима, что надо вытащить на свет оскверняющие языческие скульптуры античности и ввести в преподавание писания Плиния, Платона, Апулея, Сенеки! Известно ли вам, что этот человек… — он указал на Козимо, — этот человек и его прихвостни без ума от имен античных героев? Что они декламируют сонеты Петрарки с таким же пафосом, будто речь идет о евангелических стихах? Петрарка — непогрешимый символ этих развратников!

Кулак Сассетти сжался, на висках набухли вены. Каждая частица его тела дышала ненавистью и безумием.

— Как можно допустить распространение подобных идей? Как можно согласиться с тем, что на наших глазах уходят в забвение столетиями приносимые жертвы, возникает угроза нашей вере, оскверняется святая Церковь, опошляются останки наших мучеников, и все это во имя Эроса и Данаи? С кафедр нам проповедуют вздор, глумятся над установившимся порядком. Что они говорят? По их мнению, в мире нет ничего прекраснее человека. А мы хорошо знаем, что значит человек, чего он стоит! В этих варварских обществах они учат, что развитие наших детей возможно лишь в условиях освобождения их от всех моральных и религиозных устоев. Хуже того! Они наставляют их на путь критического отношения к священным текстам, якобы с целью восстановления их первозданной чистоты! Богохульство… — Он протянул руку в сторону художников: — Понятно ли вам теперь, что эти люди являются пособниками дьявола? Своими скульптурами, нечестивыми картинами они разрушают порядок и приобретают житейский опыт. Что они предлагают нам взамен? Неуверенность! — Он пристально посмотрел на отца де Куза: — Подумать только, вы, отец мой, представитель Бога, подумываете о пересмотре системы Птолемея, признанной и благословленной нашей святой Церковью! По-вашему, не Земля является центром вселенной, а Солнце. Этой вселенной, которая была сотворена Всемогущим по незыблемым принципам!

Он умолк и молчал довольно долго. Тишину нарушил дрожащий голосок Яна:

— А я? Что я вам сделал?

Губы флорентийца раздвинулись в циничной ухмылке.

— Среди них ты, может быть, самый опасный, самый грозный. — Он впился взглядом в глаза мальчика. — Хитрец! Ты проник в великую тайну!

Ошарашенный, Ян запинаясь забормотал:

— Я не понимаю… Клянусь, я ничего не понимаю! О чем вы говорите?

Сассетти растерянно смотрел на него. Было заметно, что реплика мальчика застала его врасплох. Показалось даже, что он впервые потерял почву под ногами. Он презрительно передернул плечами и с еще большим озлоблением продолжил: