Жильбер Синуэ - Сапфировая скрижаль

Мануэла Виверо улыбнулась:

— Знаете, что говорят? «Жаль, что Смерть не вербует своих посланцев из министров Их Величеств, тогда мы бы жили как минимум тысячу лет!»

Изабелла изобразила удивление:

— Я этого еще не слышала. Но сказано точно, вынуждена признать. — Она подалась вперед, лицо вдруг стало замкнутым. — Почему?

— Прошу прощения, Ваше Величество?

— Почему ты сбежала еще до окончания церемонии? Фра Талавера поведал мне о своем недоумении по поводу твоего поведения. Почему?

Мануэла Виверо сложила руки, раздираемая между желанием ответить честно или выдать более смягченный вариант. Скорее подчиняясь желанию не обидеть подругу, чем королеву, она в конечном итоге предпочла второе.

— Я просто выдохлась за семь часов аутодафе. Но главным образом потому, что я всегда с трудом выносила физические страдания, особенно чужие. Вид всех этих людей, охваченных пламенем… жестокость…

— Нет! — резанул голос королевы, холодный и властный. — Нет! Смотри дальше, чем твое душевное состояние. Ты — испанка и дитя Церкви. Суд Инквизиции — самый действенный способ пробудить и возрастить национальные чувства и религиозные убеждения. В отличие от тех, кто нас критикует, надо рассматривать это не как акт возмездия или репрессии, а как возможность спасти заблудшие души. Речь идет о судьбе Испании. Наша страна может выжить, лишь объединенная единой верой. Единственной истинной верой в Господа нашего Иисуса Христа. Я протянула руку ересиархам, но они не стали меня слушать. Я долго терпела — два года, — прежде чем учредить первый трибунал Инквизиции, хотя и получила дозволение Святого Отца. Поэтому, когда говорят о жестокости… — Издав раздраженный возглас, она продолжила: — Говорю тебе с полной откровенностью: твое бегство причинило мне боль, особенно если учесть, что нынче утром ты некоторым образом представляла королеву.

Изабелла замолчала. Этой паузой воспользовался паж, чтобы приблизиться к столу и почтительно убрать крошки, упавшие на платье государыни.

Королева терпеливо подождала, пока он справится со своей работой, затем, быстро и неожиданно повернувшись, ласково потрепала Мануэлу по руке.

— Забудем обо всем этом. Я рада, что ты пришла. Я без тебя скучала.

— Я тоже без вас скучала, Ваше Величество. Каждый день, в течение трех недель, объявляли о вашем прибытии в Толедо. В какой-то момент я уже начала думать, что вы никогда не приедете.

— Я бы непременно приехала, хотя бы ради того, чтобы повидаться с тобой. — И торопливо спросила: — Скажи, Мануэла, когда мы с тобой виделись в последний раз? Шестнадцать лет назад? Или семнадцать?

— Восемнадцать, если быть точным. Это было тогда, когда ваши письма ко мне начинались словами: «Изабелла, милостью Божьей принцесса Астурии и законная наследница королевств Кастилии и Леона». И вы подписывались: «Я, принцесса», добавляя ниже «твоя подруга». Помните?

— Особенно хорошо я помню обстоятельства, при которых мы обрели друг друга.

— Я тоже помню. Это было в доме моих родителей, в Вальядолиде. Вам только что исполнилось восемнадцать, а мне пошел семнадцатый год.

В глазах королевы промелькнула мрачная тень.

— Тяжелые были времена…

— Действительно. Вы тогда пытались избавиться от гнета вашего брата Энрике и его приспешников, решительно желая отделаться от претендентов на вашу руку, которых вам хотели, во что бы то ни стало навязать.

— Тогда как я остановила свой выбор на одном человеке, одном-единственном: принце Фердинанде Арагонском.

Мануэла поднесла кубок к губам и отпила небольшой глоток вина.

— Ваше Величество, могу я вам кое в чем сознаться? Вопрос, который всегда жег мне губы, но который я никогда не осмеливалась задать. Почему именно этот выбор? Его Величество Фердинанд — ваш кузен, вы не были в него влюблены и никогда его не видели.

Лицо королевы помрачнело.

— В детстве мне довелось стать свидетельницей многих драм. Благодаря моему братцу я лицезрела поругание королевской власти, видела властелина, не способного заставить себя уважать, государство, разодранное на части и ослабленное. И поклялась, что в тот день, когда стану королевой, никто не будет мне указывать. Именно поэтому вопреки всему я решила выйти замуж за принца Арагонского. Я выбрала его, потому что знала — уже в семнадцать лет, — что благодаря этому браку я превращу Кастилию в могучее государство, каковым она теперь и является. Я знала, что этот союз положит начало политическому объединению всего Полуострова, что из нас с ним получится непобедимая пара, способная однажды окончательно освободить Испанию от арабского присутствия, завершив таким образом Реконкисту, начатую нашими отцами. Помолчав, она сказала: