Георгий Персиков - Дело о Чертовом зеркале

– А как он работает? Как из простого камня он станет супероружием?

Лорд, завороженный камнем, вдруг выпустил из внимания необычайную разговорчивость слуги. И зря…

– Тайна эта, разумеется, утрачена… Легенды говорят, что если в полдень поднять камень вверх, то лучи солнца соберутся в камне и выстрелят по вражеской армии с такой силой, что перерубят и сожгут доспехи любой толщины… Но мы заболтались, Хью, идем наверх, отвалим камень и дадим выстрел. Ракетница лежит в глубине сака.

– А что делать с этим аборигеном? – Ирландец, поднимаясь, указал на связанного татарина, который уже начал приходить в себя.

– Либо оставим здесь, либо сбросим со скалы, – ни секунды не колеблясь, ответил лорд, бережно укладывая камень обратно в ларец. Цепочку с ключом он повесил себе на шею. – Я думаю, что здесь он не протянет и пяти минут. Голова уже кружится. Не тяни, Хью, поднимай меня!

– Сэр, давайте я сперва отвалю этот камень. Боюсь, что с вами на плечах, да еще и с сундучком мы не уместимся в той каменной нише… Да и сил у меня, видно, не хватит, душно тут… Меня тоже начало немного подкачивать…

– Так шевели ногами, чертов ирландец! А то мы тут задохнемся! И будем лежать в обнимку с Ахмет‑беем до скончания века!

Хью покорно кивнул и побрел в темноту, медленно ступая вверх, среди раскиданных по каменным ступеням сокровищ. Сам лорд растянулся на груде золота, прижимая ко рту шарф. Но едкие серные пары проникали под давно взмокшую ткань, голова кружилась, и утренний завтрак начал подбираться к горлу. Мак-Роберт сел, потирая виски. Свет фонарика ударил в спину Хью, поднимающегося все выше и выше.

– Погоди-ка, Хью… – прохрипел лорд. – Зачем ты взял ларец?

– Я думаю, вам он уже не понадобится, сэр. Извините, – ответил ирландец. Он стоял на верху каменной лестницы у самой двери, сгорбившись под сводом черного потолка, и улыбался.

– Хью, мальчик мой… Неужто ты предашь меня? Ради этого камня? Ведь это камень, всего лишь камень!

– Это не всего лишь камень, сэр. Это камень, который не имеет цены. С ним можно получить не только деньги, но благосклонность и власть. Настоящую власть.

– Хью, здесь столько золота, что ты можешь купить какую угодно власть! Забирай сколько хочешь!

– Нет, сэр. Золото я оставлю вам и Британской короне. Это будет достойная плата за все, что вы для меня сделали.

– Хью, ведь я вынянчил и вырастил тебя!

– Нет, сэр. Меня вынянчила моя Ирландия, которую вы, англичане, у меня отняли. Меня вырастила моя мать, которая пошла торговать своим телом, когда нам не хватало хлеба. Меня вырастил мой отец, который попал под пресс на мануфактуре, а потом спился безногим инвалидом! Впрочем, довольно болтать, сэр. Мне пора идти. – Хью поставил ларец на землю и взялся руками за каменную дверь. – А вам пора подумать о той жизни, что вы прожили, вместе с тем несчастным юношей, которого вы так просто хотели убить. Увы, спасти его, как и вас, я уже не смогу.

– Так ты мстишь? Ты мстишь мне, ирландская собака? Мстишь за то, что я сделал из тебя человека?

– Вы сделали из меня слугу, сэр. Но сегодня слуга Хью умрет вместе с вами. А родится свободный боец ирландских волонтеров, который принесет своей родине такой дар, что даст ей свободу, оружие и власть! Прощайте, сэр!

И Хью с усилием, с хрустом в позвонках оттолкнул каменную дверь. В пещеру дохнуло свежим морским воздухом, резануло по глазам тусклым солнечным светом.

Если бы вдруг верхняя часть скалы Чертово Зеркало сделалась прозрачной, как хрусталь, то сверху нам предстало бы удивительное зрелище.

Хребет прорезал насквозь длинный и узкий лаз. Его рукава шли с двух сторон: со стороны Карадагского шляха и со стороны моря, сходясь в пещере, наполненной сокровищами. В груде золотых монет на самом дне пещеры кашлял от едких испарений лорд Мак-Роберт, тщетно простиравший руки к предавшему его слуге. Чуть поодаль ворочался, приходя в себя, молодой татарин в зеленом халате. Сам же Хью, уже считавший себя бойцом Ирландского сопротивления, стоял на самой верхней ступеньке отводного хода. Он только что отворил тяжелую каменную дверь, но застыл, сам окаменев от изумления, вопреки своей кельтской невозмутимости. Да еще бы! Прямо из проема раскрытой двери на него смотрели два револьвера: Торопкова и Родина, тоже ошарашенных столь неожиданной встречей. Рядом, в том месте, где лаз выходил из горы к морю, застыл профессор Смородинов, что-то пытавшийся вытащить из своего рюкзака. Немую сцену прервал невозмутимый голос Родина.