К. Сэнсом - Горбун лорда Кромвеля

— У вас множество обязанностей, Элис. Заботитесь не только о больных, но и о свиньях.

— Да, сэр, — почтительно улыбнувшись, ответила Элис — Для прислуги всегда найдется работа.

Я заглянул в свинарник, раздумывая, нельзя ли спрятать что-нибудь под слоем соломы и навоза. Впрочем, коричневые, поросшие клочковатой шерстью животные, несомненно, мигом разрыли бы тайник. Запятнанную кровью одежду они, скорей всего, сожрали бы, но меч и ларец с мощами вряд ли возбудили бы их аппетит. Я окинул взглядом хозяйственный двор.

— Я вижу, у вас здесь только куры, — обратился я к Элис. — Неужели нет ни одного петуха?

— Нет, сэр, — покачала она толовой. — Бедный Джонас погиб. Это ведь его обезглавили на алтаре. На редкость красивый был петух. Бывало, так важно вышагивал, что невозможно удержаться от смеха.

— Да, петухи очень забавные создания. Выступают так надменно, словно воображают себя королями в окружении подданных.

— Именно таким и был Джонас, — улыбнулась Элис. — Знали бы вы, как лукаво он на меня поглядывал! Иногда устраивал настоящие представления — грозно кричал, бил крыльями. Но на самом деле был трусоват: стоило к нему приблизиться, пускался наутек.

К немалому моему изумлению, голубые глаза девушки наполнились слезами, и она низко склонила голову, чтобы скрыть их. Вне всякого сомнения, Элис обладала не только отвагой и выносливостью, но и нежным, отзывчивым сердцем.

— Трудно представить себе более мерзкое преступление, чем осквернение церкви, — произнес я.

— Бедный Джонас, — пробормотала девушка и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

— Скажите, Элис, а когда вы обнаружили, что петух исчез?

— Наутро после убийства.

Я вновь окинул взглядом хозяйственный двор.

— Сюда ведь можно попасть только через лазарет, не так ли?

— Да, сэр.

Я удовлетворенно кивнул. Еще одно подтверждение тому, что убийца являлся обитателем монастыря и был прекрасно знаком с расположением всех монастырских служб и зданий. Тут резкая боль в животе подсказала мне, что медлить более нельзя. Неохотно расставшись с Элис, я поспешил к своей цели.

Никогда прежде мне не доводилось бывать в монастырской уборной. В школе в Личфилде по поводу этого заведения ходило множество скабрезных шуток, однако уборная в Скарнси ничем особенным не отличалась. В просторной комнате царил полумрак, ибо единственное окно находилось под самым потолком. Вдоль стены тянулась деревянная скамья с круглыми отверстиями. В дальнем конце комнаты находились закрытые кабинки, предназначенные для старших монахов Я направился к ним, пройдя мимо двух восседавших на общей скамье святых братьев. Одним из них, был молодой помощник казначея. Второй как раз встал, привел в порядок свое одеяние и неловко поклонился мне.

— Ты что, собираешься проторчать здесь все утро, брат Ателстан? — обратился он к своему товарищу.

— Оставь меня в покое. Меня мучают колики.

Я зашел в кабинку, запер дверь на засов и с облегчением опустился на сиденье. Удовлетворив нужду, я некоторое время сидел, прислушиваясь к далекому бульканью воды. На ум мне вновь пришла Элис. Если монастырь закроют, она останется без работы и крова. Я ломал голову над тем, как помочь девушке; возможно, мне удастся подыскать ей место в городе. Грустно было сознавать, что девушка столь выдающихся достоинств вынуждена скитаться по чужим углам. Как она горевала о смерти петуха, как привлекательна она была в печали! Как мне хотелось взять ее за руку, успокоить, утешить! Я покачал головой, отгоняя наваждение. Предупредив Марка, чтобы он не позволял себе ничего лишнего с Элис, я сам мечтаю о подобных вольностях.

Вдруг какой-то звук отвлек меня от размышлений, заставил вскинуть голову и затаить дыхание. Кто-то расхаживал по уборной. Двигался он чрезвычайно тихо, и все же я слышал осторожные шаги, шарканье кожаных подошв о каменный пол. Сердце мое колотилось как бешеное, ощущение опасности охватило меня с новой силой. Я бесшумно поднялся, завязал штаны и нащупал рукоятку кинжала. Нагнувшись, я приложил ухо к дверям кабинки. До меня донеслось приглушенное дыхание: кто-то стоял у самых дверей.

Я закусил губу. Молодой монах, страдающий от желудочных колик, надо полагать, уже ушел, и я нахожусь в уборной один на один с неизвестным, быть может, с убийцей Синглтона. Признаюсь, мысль об этом привела меня в смятение.

Дверь кабинки открывалась наружу. Стараясь не произвести ни единого звука, я отодвинул засов, потом отступил на шаг и ударом ноги распахнул дверь. Раздался испуганный вскрик, и взору моему предстал брат Ателстан. Он отскочил назад и теперь махал в воздухе руками, пытаясь сохранить равновесие. К великому своему облегчению, я увидел, что в руках у него нет никакого оружия. Когда я приблизился к нему, сжимая кинжал, глаза монаха от страха округлились, как блюдца.