Эндрю Олвик - Следы апостолов

— Тесновато здесь у вас, дружище, — посетовал Генрих, утирая пятно ладонью, — чуть всю кювету себе на мужское достоинство не вывернул, у вас не будет какой-нибудь тряпки?

— Да тряпка и не поможет, — ответил Эрих. — Идите лучше во двор на солнышке обсохните. Тут такое дело: к сожалению, у меня не получится сегодня взять у вас урок по фотографике. Срочно вызывают по неотложным делам. А ведь так хотелось устроить себе выходной после всех этих пережитых стрессов. Не судьба. Я сейчас здесь быстро закончу и выйду к вам.

Генрих вышел во двор, уселся на лавку и принялся сушить пятно на брюках, размышляя о том, пройдет авантюра с фотографией или нет. Во всяком случае, другого выхода у меня не было. Эрих, безусловно, может догадаться о том, что в его отсутствие была сделана фотография, но какая — тут он уже ничего не докажет. Если что, можно отшутиться, сказать что я страдаю нарциссизмом, эксгибиционизмом, всяким другим онанизмом, и мне очень понадобилось мое голожопое изображение. Или даже пусть думает, что и его, Штольберга, изображение. Во всяком случае, если последуют вопросы, никогда не поздно покраснеть от стыда и признаться в своем психическом несовершенстве.

К тому времени, как комендант вышел на улицу, пятно подсохло, оставив в области гульфика белый тиосульфатонатриевый ореол. По лицу Эриха Генрих понял, что тот пока ни о чем не догадывается.

Странное заболевание, подхваченное Вагнером в Южной Америке, давало о себе знать примерно раз пять-шесть в год и даже поддавалось прогнозу. С недавних пор доктор с точностью до недели мог предсказать, когда его свалит очередной приступ. Впервые его скрутило возле странного каменного сооружения, которое экспедиция с его участием разыскала в непролазных боливийских джунглях. Из всей группы заболел почему-то лишь один Вагнер и, как выяснилось позже, неспроста — этой неизвестной хворью стоящие за Отто высшие силы уберегли его от погибели. Очнувшись от забытья, во время которого он путешествовал и набирался опыта в загадочных мистических мирах, доктор увидел перед собой иссеченное морщинами индейское лицо. Черные глаза индейца внимательно изучали больного, и как бы говорили о том, что отныне тот причастен к великой тайне, которую ему даровало это священное место. Вагнер и индеец несколько минут пристально рассматривали друг друга, читали мысли и, казалось, прекрасно все понимали без слов.

— Аяхуаска, — прервав молчание, промолвил индеец и протянул Вагнеру плошку с отваром. — Вриль! — добавил он известное доктору слово, тем самым полностью развеяв сомнения о взаимонепонимании. Вагнер выпил горьковатое зелье и погрузился в транс, в котором увидел все то, что произошло с ним с момента начала болезни. Увидел ужасную смерть товарищей, оставивших его на попечение этого старого шамана и продолживших поиски мистической энергии Вриль, открывающей двери в сверхъестественные миры прорицания и бессмертия. Они все погибли от копий и стрел неизвестного индейского племени, ставшего на пути к Великой Тайне. Великое Знание, которое они вот уже было ухватили за хвост, вновь ускользнуло от экспедиции и захлопнуло за собой дверь, оставив за собой лишь небольшую щелочку, которую Вагнер расценил, как пригласительный билет для себя, избранного. Провидение даровало ему жизнь, приковав на несколько дней тело к ложу, а подсознание — к увлекательному зрелищу, в котором было место, как занимательным урокам, так и экзаменам по усвоенному материалу. На протяжении всех этих бредовых дней индеец потчевал доктора алкалоидным отваром из лианы Banisteriopsis caapi под названием аяхуаска и мычал над ухом заунывные песни, помогающие ему не сбиться с пути и преодолеть трудности в путешествии по другим измерениям. В этом же трансе Вагнеру было открыто, что его болезнь — великое благо, дарованное ему высшими силами. Не будь ее, ни при каких других обстоятельствах ему не удалось бы увидеть то, что посчастливилось узреть сегодня, обрести потусторонние магические силы и научиться ими управлять. Именно тогда, на недлительный срок вернувшись в реальность, он почему-то пожелал иметь на своем теле завораживающую татуировку, аналогичную той, что он увидел на теле своего проводника. Причудливые разноцветные узоры на спине индейца переплетались будто змеи в тесном серпентарии, которые высовывали из раскрытых пастей раздвоенные языки и, казалось, даже шипели. Желание сбылось. Когда Вагнера перестало лихорадить и действие расширяющего сознание снадобья закончилось, он всем своим нутром ощутил энергетику, исходящую от нанесенного на его спину рисунка, пронизывающую тело насквозь и распространявшуюся во все стороны на расстояние нескольких десятков метров. Казалось, что этой силы вполне достаточно для того, чтобы сбить с ног любого врага, отклонить в сторону летящую пулю и даже не задумываться о таких простых вещах, как левитация и целительство. Ощущение вскоре прошло, но оно навсегда осталось в памяти духа и тела доктора. Приди оно снова, Вагнер бы воплотил в действительность постулат Архимеда — перевернул бы земной шар, причем, безо всякой точки опоры. Вот оно — то, что мы так долго искали: сила, способная переместить что угодно и на какие угодно расстояния. Вот то сокровище, лишь бесконечно малую часть которого, мы используем в повседневности. Толком рассмотреть нанесенный на спину рисунок в походных условиях не удалось. Отто мог видеть только его часть — перекинутое через правое плечо змеиное туловище, заканчивающееся на животе головой в виде солнца.