Ирина Потанина - Пособие для начинающих шантажистов

— Знал. А устраивал цирк не я. Цирк устраивала ты. Ты ведь руководила этой операцией, — Жорик говорил очень мягко, явно стараясь не ранить меня.

Нехорошее предчувствие беспокойно заклокотало у меня в груди. Ну конечно! Как я могла подумать, что эта война с судьбой закончилась для меня вничью. Конечно же, всё окажется сейчас несколько хуже…

— Ты не возражал против моего руководства, — хрипло произнесла я.

— Мне был нужен этот спектакль, чтобы окончательно удостовериться, кто шантажист.

— Удостоверился?

— Да.

Почему-то я начала тихо смеяться. В ответе опера не было ничего удивительного. Жаль только, что подобные отношения сложились у меня именно сейчас и именно с этим человеком. И еще. Жаль, что я ничем не смогу доказать теперь друзьям, что кое-что всё-таки вынесла из всей этой ситуации.

— И что ты собираешься делать со своим знанием? — всё-таки я обязана была доиграть.

— Продавать.

Опаньки! Вот это было уже что-то новенькое… Такого поворота событий я никак не ожидала.

— За сколько?

— Не за деньги. За плёнку. Собираюсь обменять своё молчание на плёнку с фотографиями Виктории и Саньки. Давай вернем плёнку, Катюш?

— Такой плёнки не существует, — я никак не могла заставить себя сделать серьёзное лицо, — С Викторией есть только два кадра. Оба она видела в первом письме шантажиста. Остальные я придумала и заставила всех поверить в их существование.

— Ну, отдай хоть эту, — Жорик тоже начал тихо посмеиваться, — Зачем Силенской зря нервы портить?

— Она не поверит! — уже громко хохотала я, — Она не поверит, что остальных снимков не существует…

— Да, а если поверит, то разозлится до ужаса, — абсурдность ситуации явно веселила не только меня, — Её можно понять… Она чуть не отдала двадцать тысяч долларов за просто так…

Я моментально прекратила смеяться.

— Не за просто так, Жорочка. За доверие. Она слишком доверяет всякой шушере, вроде меня. И вот результат, — я грустно развела руками, — Ты можешь не поверить мне сейчас, но я хочу, чтоб ты знал. Когда я только решила ввязаться в эту историю, я рассуждала довольно примитивно: «Судьба подбрасывает мне такой шанс заработать кучу денег, а я откажусь? Ну, уж нет! Сама себе потом в жизни этого не прощу… Виктории все её деньги достались просто из-за родственных связей. То есть, они как бы и не её получаются… И потом, для неё это не сумма. И потом, надо, наконец, проучить эту зазнайку.» Примерно так думала я в самом начале.

— Честно говоря, поражаюсь, как тебе всё это в голову пришло… Это же гениальный план! Я не одобряю тебя в этой ситуации, но не уважать за придуманное, не могу.

— Так можно было бы говорить, выиграй я эту битву. Хотя, знаешь, выиграй я её… Я, вполне возможно, тоже отнесла бы деньги в офис к Виктории, положила бы их под стол и ушла от греха подальше. Я тоже не смогла бы с ними жить дальше…

— Ты раньше прокручивала что-нибудь подобное?

— Нет.

— Заметно. Ты наделала массу ошибок.

— Мне в голову не приходило, что она привлечет кого-то к расследованию. Мне-то она сказала, что собирается держать происходящее в жуткой тайне.

— Погодь, — Жорик жестом перебил меня, — А что бы ты стала делать, окажись Санька и в самом деле преступником, планирующим шантаж?

— Конечно, съехала бы с дистанции и начала всерьез защищать Викторию. Одно дело, когда я её обижаю… Мне можно… А кому-то другому не позволю!

Мы оба грустно улыбнулись.

— Ты теперь совсем не сможешь уважать меня? — сказала я и поразилась глупости и пафосности собственного вопроса.

— Можно подумать, я открыл для себя сейчас что-то новое, — удивился Жорик, — Если бы я решил совсем не уважать тебя, я бы давно уже прекратил всю эту игру. Как видишь, я всё же придерживаюсь мнения, что преступник, он не всегда сволочь и гад. Иногда ему просто надо дать возможность самостоятельно осознать неправильность происходящего, и тогда он сам устранит последствия собственных злодеяний.

— Ты говоришь, как герой какого-нибудь пошлого милицейского романа о добреньких ментах-педагогах, — перебила его я.

— А как мне еще говорить? — резко спросил Жорик, — Я и есть мент-педагог. Знаешь, я дорос до того возраста, когда, провозглашая истины о добре, уже не боюсь показаться смешным. Это, как с чисткой зубов.

— С чем? — я всерьез начала опасаться за психическое здоровье опера.

— Смотри, — Жорик необыкновенно оживился, — В детстве все чистят зубы. Потому что родители и общество сказали, что это полезно. В подростковом возрасте — зубы не чистят. Из чувства противоречия. От желания противопоставить себя общественным догмам. И только потом, в сознательном возрасте, люди делают осознанный выбор. Решают, чистить или не чистить зубы, взвешенно, в зависимости от того, считают ли они это нужным себе на самом деле. Понимаешь?