Анна Бриффа - Белая собачка, или Карнавальная неделя

Наконец гости начали по очереди подниматься, чтобы вызвать такси. Трезвая Бернардетт собралась ехать на своей машине и вызвалась подвезти по пути Маурицио и Микки.

Мы с Анджело вышли их проводить. Маурицио открыл машину Одетты и укладывал туда свертки с едой, выданные щедрым Шефом каждому гостю, гитару Микки и пакеты с мокрыми плавками. Буэнос-Айрес, ехавший ночевать к Маурицио, рвался занять свое место. Запрыгнув в машину, пес неожиданно зарычал, а потом громко залаял.

– Прекрати, Айри, – проворчал Маурицио и полез посмотреть, что вызвало неудовольствие собаки. – Черт возьми! – вдруг громко закричал он и отпрянул наружу, стряхивая что-то с кисти. – Оно меня укусило!

«Оно», упав на землю, быстро перевернулось и побежало по дорожке. Микки в два прыжка догнал существо и придавил сапогом. Раздался неприятный чмокающий звук. Айри подбежал к Микки и надрывался от истошного лая, пытаясь достать из-под сапога непонятное существо. Мануэль убрал ногу и посветил на дорожку фонариком мобильника.

– Всего лишь паук, Маурицио, – сказал я, рассматривая здоровенное насекомое. Паук достигал на вид сантиметров десяти и все еще шевелил лапками.

– Он меня цапнул! – Маурицио рассматривал кисть руки.

– Не пугайся, дорогой, – успокаивала Бернардетт испуганного Игоря. – На Мальте нет ядовитых насекомых. У нас даже скорпионы и змеи не опасные.

И опасаясь, что мальчик ее не понял, попыталась изобразить улыбающегося скорпиона.

– Действительно, странно, – протянул Микки, рассматривая насекомое. – Анджело, ты видел когда-нибудь такого?

Анджело с сомнением покачал головой и достал из кармана носовой платок.

– Разглядим его дома получше, – проговорил он, поднимая паука с земли и засовывая его в бумажный пакет. – На всякий случай как следует продезинфицируй руку, парень.

И через минуту машина уехала. А еще через минуту появилось мое такси.

В темноте за окнами сверкал огнями огромный круизный лайнер. Анджело нравилась его маленькая квартирка на самой дальней и запущенной улице столицы за этот вид на бухту, да еще за отсутствие толп туристов, которые круглосуточно наполняли центр города. В комнате было сыро и холодно. Если летом жители Валлетты умирали от зноя и духоты, то зимой влажность, особенно в ненастную погоду, была настолько высока, что постиранное белье могло висеть на крыше несколько дней и все же оставалось недосушенным, что придавало ему неприятный прелый запах. Белье перестирывали и сушили вновь, зачастую все с тем же результатом.

Анджело чувствовал, что не уснет. Старческая бессонница иногда отзывалась на возбужденное приподнятое настроение, иногда на мрачные тяжелые раздумья. Но все чаще она приходила просто так, как хороший приятель заходит на минутку выпить чашечку кофе да так и остается, незаметно проводя много часов за будничным неторопливым разговором. Анджело смотрел на горящие огни на палубе лайнера и на освещенные мягким желтым светом окна кают. Всю свою жизнь он мечтал о кругосветном путешествии. Порой во сне он видел белый песок загадочных островов, огромные айсберги в промерзшей воде, больших зубастых рыб с выпученными глазами в молчаливой глубине океана. Что-то осталось в нем от шестилетнего мальчика, который, едва научившись читать, одну за другой проглатывал книги о морских приключениях и неисследованных землях. Когда-то, так давно, словно в другой жизни, они с Кармеллой все же совершили четырехдневное путешествие по Средиземному морю. Это была их свадебная поездка. Днем корабль причаливал в порту какого-нибудь прибрежного города, и они ехали осматривать достопримечательности. А вечером, когда плавно и незаметно для глаза корабль отчаливал от пристани, их захватывали развлечения на борту судна. Но более всего им обоим нравилось стоять в темноте на палубе, обнявшись, впитывать в себя свежесть ветра и терпкий запах морских волн.

Кармелла была младше Анджело на десять лет. Но ее строгий сдержанный характер уравновешивал разницу в возрасте. Она была необыкновенно цельной и целеустремленной личностью, часто излишне суровой к себе и к окружающим, не терпящей компромиссов. Тогда ему это нравилось. Сейчас он часто думал, что не будь в ней этой категоричности, все могло сложиться по-другому. Эта мысль отзывалась застарелой болью. Иногда казалось, сердечные раны зарубцевались, и он мог даже довольно безэмоционально вспоминать события тех далеких дней, как будто прокручивал старую кинопленку. Но иногда во сне его окутывал запах ее черных блестящих волос, Анджело просыпался среди ночи от душивших его рыданий и физической невозможности вдохнуть хоть немного воздуха. Он твердо знал, что придет время, и он умрет во сне в своей постели, когда однажды так и не сможет втянуть в легкие эту спасительную каплю кислорода.