Наталья Александрова - Шашлык из козла отпущения

Правда, ему еще ни разу не удалось выжать из своего байка эти сто восемьдесят, раздолбанные козодоевские дороги этого не позволяли, но до ста пятидесяти он пару раз разогнался…

Митя погладил руль своего любимца и мечтательно улыбнулся.

Сейчас он выведет его на дорогу и промчится по ночному городу наперегонки с ветром, грохоча мотором и пугая бродячих собак и сонных обывателей…

Вдруг дверь гаража едва слышно скрипнула.

– Кто там? – окликнул Митя, вглядываясь в темноту.

Никто не отозвался, но возле входа осторожно скользнула какая-то неясная тень.

В гараже было темно, включенная в Митином боксе лампочка не разгоняла этот мрак, а делала его еще гуще и непроницаемее.

– Ты, что ли, Серый? – спросил Канарейкин чуть тише.

Неизвестный не откликался.

– Юрка?! – позвал Митя, – Костоломов?

Тут он вспомнил, что Костоломова на днях убили, и под ложечкой у него неприятно засосало.

– Гошка? – еще раз попытался он угадать. – Кончай придуриваться, зажги свет, пивка выпьем…

Незнакомец по-прежнему не отзывался.

Канарейкин подумал было, что ему вообще померещился скрип двери и движение у входа, но тут снова в темном гараже раздались довольно отчетливые шаги.

– Эй, да кто там ходит? – В Митином голосе раздражение смешалось с легким испугом. После смерти Костоломова от незваных ночных гостей можно было ожидать всякой пакости.

Он вооружился монтировкой и направился к двери, настороженно вглядываясь в темноту.

Собственно, шел он не к двери, а к расположенному рядом с ней выключателю, чтобы включить верхний яркий свет и окончательно разобраться в ситуации.

Когда до выключателя оставалось всего несколько шагов, Канарейкин вдруг заметил боковым зрением какое-то мимолетное движение справа по курсу.

Он резко развернулся, поднял монтировку, вгляделся в темноту… и увидел на верстаке ритмично раскачивающуюся детскую игрушку, куклу-неваляшку с большими круглыми глазами.

– Вот черт… – выдохнул он, и тут же за его спиной раздался едва слышный шорох, и на голову Канарейкина обрушился удар.

На какое-то время Митя потерял сознание, но вскоре сильный молодой организм взял свое. Митя очнулся от холода бетонного пола, от мучительной боли в голове, от резкого неприятного запаха и от тревоги.

Он тут же вспомнил шаги в пустом гараже, качающуюся куклу и удар, за которым последовала темнота.

Сейчас в гараже было не так темно: его озаряли мечущиеся по потолку беспокойные багровые сполохи.

Мите не хотелось ни о чем думать, не хотелось ничего видеть и чувствовать. Ему хотелось закрыть глаза и снова провалиться в благодатную темноту небытия.

Но что-то его тревожило, что-то не давало расслабиться, забыться…

Ах да, эти багровые отсветы на потолке, и еще… еще неприятный, резкий запах гари!..

Канарейкин попытался приподняться, чтобы разглядеть источник этого неровного, тревожного света, но голова жутко болела и кружилась, тело не хотело слушаться. Однако он успел разглядеть в глубине помещения груду горящих промасленных тряпок.

Первая его мысль была о мотоцикле.

Неужели его ласточка сгорит?

Скопить на новый мотоцикл ему удастся еще очень не скоро, если вообще удастся… Каринка отбирает у него любые случайно перепавшие деньги, особенно сейчас, когда ей нужна новая стиральная машина…

В следующее мгновение Митя осознал, что сгореть может не только его мотоцикл, не только мотоциклы его приятелей, не только этот гараж, где они встречаются два-три раза в неделю…

Сгореть может он сам, Митя Канарейкин!

От такой мысли в организме Канарейкина произошел мощный выброс адреналина. Под действием этого выброса организм мобилизовал все свои скрытые резервы, и Канарейкин смог… нет, не встать на ноги, но хотя бы подняться на четвереньки и проползти в таком несерьезном положении несколько метров, отделявших его от входной двери гаража.

Митя ткнулся лбом в дверь, навалился на нее всем весом.

К счастью, дверь была не заперта.

С тяжелым скрипом она распахнулась, и Канарейкин вывалился на улицу.

Из последних сил он отполз от дверей гаража и растянулся на холодной земле.

Через несколько минут из окон гаража выплеснулись наружу багровые языки пламени.

Надежда спала крепко, но проснулась резко, как будто кто-то ее позвал или потряс за плечо. В комнате было темно. Надежда вздохнула – опять Галка позакрывала все окна, боится простудиться, в ее, говорит, положении это смерти подобно. Надежда не может спать в такой духотище, да еще и кремами Галкиными воняет.