Наталья Александрова - Шашлык из козла отпущения

Вокруг нее был весьма грязный, поросший бурьяном пустырь, тишина, покой… Ничто не напоминало о реве моторов, о кружении стальных машин, о грозных фигурах, затянутых в черную кожу.

Только черная машина, стоящая в стороне… квадратная, с резкими угловатыми очертаниями, похожая на катафалк.

Надежда подбежала к этой машине, заколотила в дверцу, закричала срывающимся голосом:

– Кто вы? Чего вы от меня хотите? Что вам от меня нужно? Что все это значит?

Черная машина стояла мрачно и безмолвно, как черный обелиск, как громоздкое надгробие.

Квадратная, тяжеловесная, с непрозрачными черными окнами.

Надежда попыталась заглянуть в одно из этих окон, но увидела в нем только свое собственное отражение. Перекошенное лицо, растрепанные волосы, смазанная тушь…

– Да что же здесь происходит? – выкрикнула она из последних сил.

И в ответ на ее слова черная машина мягко качнулась, задним ходом сдала в проход между двумя сараями и укатила, чуть слышно рыкнув мощным мотором.

Надежда ощутила себя спущенным воздушным шариком. Отгремела веселая музыка, кончился праздник, и вот лежит он, никому не нужный, и ждет дворника, который заметет его вместе с остальным сором в ржавый мусорный бак.

Хотелось опуститься на эту пыльную траву, закрыть глаза и тихо умереть. Или просто лежать так долго-долго. И пускай ничего не происходит, пускай никто ее не хватится, никто не придет, ей, Надежде, все равно, что будет с нею. Голова закружилась, Надежда почувствовала, что падает, и ухватилась за первое, что попалось под руку. Это оказался колючий куст чертополоха.

От боли в ладонях Надежда немного пришла в себя. Проснулись ее решительность и твердый характер.

«Только не падать, – сказала она себе. – Если я лягу на эту пыльную траву, то никогда уже не встану. Очень не хочется умереть на этом отвратительном пустыре».

Она с благодарностью отпустила куст чертополоха и огляделась. Никого не было видно.

«Сволочи, – подумала Надежда и ощутила небывалую злость, – вот теперь – все! Как же я ненавижу этот город!»

Злость помогла ей приструнить голову, чтобы перестала кружиться, и сделать первый шаг. Злость помогла ей преодолеть пустырь и выбрать правильное направление к дому. Злость помогла ей не обращать внимания на удивленные, а порой и брезгливые взгляды, которые бросали на нее встречные прохожие.

«Вас бы кто повалял по грязи, – думала она, – поглядела бы я, как вы смотрелись…»

Делая над собой усилие, чтобы ступать прямо и не натыкаться на прохожих, Надежда преодолела улицу Тимирязева и завернула к пансионату. Демонстрация или закончилась, или ушла куда-то в сторону, к центру города.

У дверей пансионата Надежда Николаевна остановилась. Ей нужны были силы, чтобы открыть двери. Она стояла на крыльце так долго, что выскочила Нина, которая высмотрела Надежду в окно, но, надо полагать, не сразу узнала в таком виде.

– Господи, да что же это! – Нина втащила Надежду в холл.

И тут же с другой стороны в холл вошла Галина в сопровождении Василия Верленовича. Как всегда, Галка озабочена была только тем, чтобы проскочить незаметной в свой номер. Так что на Надежду она сначала внимания не обратила. Пока не бросилась ей в глаза знакомая куртка. Разглядев, в каком куртка плачевном виде, Галка бросилась к Надежде со словами:

– Надя, что это значит?

– Ненавижу! – прохрипела Надежда и, теряя сознание, стала падать на Василия Верленовича.

Тот взвизгнул, как заяц, и проворно отскочил в сторону. Надежду подхватил хозяин пансионата, который появился, как всегда, вовремя. Он не дал ей упасть и даже легонько стукнул по щеке, чтобы вывести из обморока. Таким образом, по лестнице Надежда шла почти сама, только ноги были какието ватные.

Надо отдать Галке должное: когда она поняла, что с Надеждой плохо, она мигом позабыла про испорченную куртку. Она помогла ей раздеться и уложила в кровать. В номере суетилось множество народу, предлагали вызвать «Скорую помощь», просто врача, чтобы сделал укол, просто дать успокоительное. Надежда от всего отмахивалась.

В конце концов Галка вытолкала всех из номера, взяв только из рук горничной чашку чая.

Надежда выпила горячий чай, заев его тремя кусками сахара, и обрела наконец способность говорить.

– Черт знает что! – сказала Галка, выслушав подругу. – Это же черт знает что! Слушай, ты не считаешь, что нам нужна помощь? Ну я, положим, завтра же съеду из этого пансионата в клинику. Пускай там дорого, зато спокойно! Но ты-то что станешь делать? Может, позвонишь мужу? Может, тебе нужен адвокат? Этот мент не имеет права тебя здесь держать! Немедленно звони Саше!