Лидия Луковцева - И нас качают те же волны

Давно уже Игорь Юрьевич превратился в Гарика. После очередной жалобы на приезд по вызову подшофе, его уволили. Некоторое время он еще перебивался тем, что делал уколы соседям и знакомым, но, оказывается, мастерство пропить можно! Пришло время, когда и этот источник дохода иссяк, болящий народ стал пренебрегать услугами всегда полупьяного и не весьма чистого Гарика-фельдшера. В его комнатах на полу теперь валялись не разнокалиберные бутылки, а разнокалиберные пузырьки из-под различных спиртовых настоек, и недавно появившиеся в продаже стограммовые пузыречки с неразбавленным спиртом, именуемые в народе «фанфуриками». Разбавленный ста пятьюдесятью граммами воды, «фанфурик» становился стаканом паленой водки.

Увлекшись однажды тестированием суррогатной алкогольной продукции и тестируя все без разбора, Гарик проводил над своей печенью жесткий эксперимент, но печень пока не сдавалась. Зарабатывал он теперь себе на пойло насущное физическим трудом – сидел с себе подобными «на бирже». «Биржей» был скверик возле рынка, облюбованный страждущими безработными. Бедолаги сидели в ожидании какой-нибудь немощной старушки или одинокой бабенки, которые наймут выполоть траву в огороде или выкопать выгребную яму. Когда на биржу идти не было необходимости, Гарик лежал на диване и итожил то, что прожил.

Женские голоса уже давно не звучали в Гариковой берлоге, и Люся жила в постоянном страхе, что рано или поздно их дом полыхнет, если Гарик уснет с непогашенной сигаретой.

И вот у Гарика появилась пассия, приличная женщина, между прочим. В первый же день своего появления она, нарушив установленную бывшими пассиями традицию, пришла к Люсе познакомиться и порасспросить ее об ее соседе. Люся ничего не утаила. А чего там было утаивать, стоило один раз зайти в этот хлев, чтобы все стало понятно! Но женщина и в хлев зашла, и Люсин рассказ выслушала, а не прониклась: вечером из-за стены, Люся слышала, доносился ее голос.

Ничего особенного по сравнению с ранее перебывавшими дамами, но кто ж на него сейчас позарится! И Гарик изменил своим принципам! Женщина – Лида – была швеей на местной швейной фабрике – на ладан дышащем производстве, а еще – носила химзавивку! На голове ее вились кудельки бывшего каштанового цвета.

Люся была несказанно рада появлению Лиды и горячо молилась, чтоб она не сразу сбежала. Оказывается, она из бывших пациенток Игоря Юрьевича, пришла на «биржу» нанять какого-нибудь мужичка спилить старую сливу, и увидела его. Видно, когда-то Гарик произвел на Лиду неизгладимое впечатление, сохранившееся в ее памяти навечно, да она в ту пору была мужней женой. Теперь муж умер, а Гарик был ничей – бери тепленьким!

Все это Люся рассказывала сидя вместе с Милой у Зоиной больничной постели. Рассказывала с юмором, желая напичкать Зайку положительными эмоциями. Милкины изыскания до добра не довели: чужие ли страсти-мордасти так подействовали на впечатлительную Зою, небывалая ли жара этого лета была тому виной, но ночью с ней случился сердечный приступ. Зоя сунула под язык таблетку валидола, кое-как доковыляла до двери, откинула крючок, затем позвонила Люсе и в скорую. Люся жила ближе, чем Мила, и была пошустрее. Она подбежала к калитке в тот момент, когда и скорая приехала, открыла своим ключом калитку, проводила медиков в дом, причем шла в кильватере, оберегая медицинские ноги от подлого Умки. Пожилая крупногабаритная громогласная врачиха, сняв приступ, стала настаивать на госпитализации.

– В нашем с вами возрасте, дорогуша, с сердечком нужно бережнее обращаться, – уговаривала она Зою Васильевну. – У вас предынфарктное состояние!

Зоя несмело возражала, у нее начал трястись подбородок. Люся, знавшая свою подругу как нельзя лучше, поняла, что уговорами можно только все испортить: сейчас Зайка рассиропится, и не миновать повторного приступа. Необходим был ледяной душ.

– А ну, прекрати мне тут! – заорала Люся, так что врачиха испуганно отшатнулась. – Огород у нее пересохнет! Умка у нее похудеет! А мы с Милкой на что? Через два дня гость приедет, заселим его в твою кухню, пусть отрабатывает пребывание, поливает огород! А мы будем инспектировать!

Зайка затравленно поглядывала то на разгневанную Люсю, то на кивающую, словно китайский болванчик, врачиху. Она физически не выносила крика, и уж тем более не выносила, когда кричали на нее. Но подбородок у нее перестал трястись. Врачиха велела нести носилки.

И вот Зоя Васильевна обретается в больничной палате на шестерых, а подруги пичкают ее деликатесами и юморят. Слава богу, инфаркт не подтвердился…