« Не понимаю, не понимаю!» – произносил вслух напуганный мужчина, смотря по сторонам. Он не ощущал того перехода из сна в реальность, что легкой усталостью сопровождает каждое пробуждение. Нет. В этот раз Олег будто и не засыпал. А может, он, наоборот, не проснулся? Поднявшись на ноги, капитан вышел из каморки. В голове он перебирал версии случившегося: « Наверное, перенервничал. Кладбище…дурно на меня влияет. Гавранов сад, тоже мне…. Придумают ведь, твою мать…»
Бенякин продолжал говорить, хотя сам не верил сказанному. Он чувствовал: что-то происходит и того и гляди перейдет в стадию кульминации. Вдруг с улицы донесся топот лошади и резвое фырканье. Кто-то подъехал к церкви. Выйдя на улицу, Олег увидел примчавшегося комиссара, одетого в свое кожаное пальто. На его коне висела винтовка.
– Капитан, беда! Аркашу твоего…задушили, – сообщил Сухоруков сразу же, как завидел Олега.
– Как задушили?
– А вот так. Прихожу, Нина плачет, говорит, что спал после нашего ухода. А ночью услышала она какие-то всхлипы. Пришла к нему – а он себя душит, крестом! И не успела она подбежать – упал, не шевелиться.
– На кресте?
– Да, на большом. Дорогой, наверное, был, видать спёр у кого-то при жизни.
– Видать….
– Командир, мы Нину, само собой, задержали, но больно мутная история. Не верится мне, чтоб она его убила.
– Брось, Нинка не могла.
– Но не может же человек сам себя…. Это же невозможно!
Олег пытался собрать всё в единую картину, что проянила бы черные пятна этой истории, но у него не выходило. Он взглянул на придорожные заросли полыни и сказал: « Может, их схватили и дурманом накачали?»
– Дурманом? – переспросил комиссар.
– Да, отваром из чего-нибудь.
– Да слышали бы мы о таких отварах, легенды бы хоть ходили.
– То не факт. Местные красных не любят, хранили бы от нас все, как ягненка от волков.
– Что ты тут разузнал, командир?
– Видение мне было.
– Видение?
– Я Савина видел, вроде во сне, но как наяву.
Комиссар взглянул внимательнее на начальника.
– Точно все хорошо, Олег? – спросил он, поднимая высоко брови.
– Не уверен. Я думаю, что жители деревни что-то скрывают.
– Значит, надо побеседовать? – спросил Сухоруков, громко щелкнув взведенным пистолетом в кармане.
–Надо, и, кажется, есть у меня стоящий кандидат, – произнес Бенякин, завидев приближающегося Отрашева. Извозчик, подойдя ближе, дружелюбно поздоровался с капитаном и комиссаром.
– Ты чего ночью шастаешь, Слава? – удивился Олег.
– Какая ночь? Уж скоро петухи запоют.
Комиссар тут же направил на извозчика пистолет.
– Слава значит? – спросил Виктор, наклоняя голову.
– Так точно-с, – подняв руки в воздух, сказал испуганно Отрашев.
– А нам с тобой поговорить надо.
– Я и без этого разговорчивый, – кивнул на оружие, сказал извозчик.
Вокруг не было ни души. Раннее утро встречало просыпавшихся сельчан почти вечерней мглой от заволоченного тучами неба, поэтому многие оставались лежать в кроватях.
Бенякин и Сухоруков провели Славу в церковь, после чего комиссар в одиночку повел пленника во двор. Олег же, задержавшись на секунду, поднял взгляд на иконы и увидел, что все они были повреждены: лица были оплавлены. Капитан растерялся и выскочил наружу вслед за подчиненным. Виктор связывал руки извозчику, а когда закончил, бросил его на землю. Сохранявший спокойствие Отрашев действовал офицерам на нервы.
– Признавайся, ты из белого подполья? Затаился после войны?
– Тут все притаились, до поры до времени.
– Что это значит, «до поры до времени»?
– То и значит..
– Ты меня отравил чем-то, падла? – воскликнул молчавший до этого Олег.
– А ты разве что-то пил или ел?
– Может, пока я спал, во фляжку мне чего-то подсыпал?
– Не дури, мужик. Ничего я с тобой не делал.
– Где ваш штаб? Сколько вас? – угрожая пистолетом, спросил комиссар,
– Штаб? Ах, штаб…. Ну да, можно его и так назвать. В глубине погоста.
– Так и знал! – крикнул Бенякин. – Знал, знал! Чуял! Не так что-то на том дрянном погосте.
– Иди вперед, показывай, – скомандовал Виктор, и Слава, послушно поднявшись на ноги, зашагал вперед.
Олег схватил лежавшую рядом лопату и двинул за остальными.
Дорога была уже знакома ему, однако, не казалась короче. Всюду гостей встречали разоравшиеся вороны, гордо восседающие на старых могильных плитах. Птицы горланили, провожая путников хищным взглядом. Спустя несколько вёрст, перед Бенякиным, Сухоруковым и Отрашевым предстала могила Морозова.
Читать дальше