Макс Акиньшин - Тридцать восемь сантиметров

-Можешь звать меня Моба…. Прикинь, эти олухи продули Вторую мировую, и все равно ездят по всему миру. На их месте я бы сгорел от стыда,– продолжил разговор мой спутник и тут же поставил диагноз,– у них страшные бабы, от этого все проблемы.

Внутренне я ему аплодировал. Долсон плавал совсем мелко.

-Но машины они делают хорошие. Взять хотя бы Драбант нашего Моисея. Он гоняет на нем как помешанный! – я решил не поправлять свое начальство: пусть будет «Драбант», мир все равно состоит из ошибок. Вместо этого я представил подслеповатого Рубинштейна, рассекающего на гэдээровской помойке сделанной из картона и останков Мессершмитта. За раздавленных кур старик, вероятно, платил больше чем я за еду. Лучшим применение этой газонокосилки, был бы цветник или садовый сарай, что выгодно, как с точки зрения денег, так и потраченных на разбирательства с владельцами домашней живности нервных клеток.

Зрелище выходило забавное. И почему он не купил «Релиант»? Сэкономил хотя бы на резине. Неверно истолковав мою улыбку, Моба проговорил:

– Но лучшие машины делает Англия. – тут он принял вид , как будто собрался спеть «Правь Британия»,– возьми хотя бы мою. Классический «Астон- Мартин» я его недавно красил. Ты заметил, как красиво отражаются облака в лаке? С ним шел комплект зимней шипованной резины.

Рассматривая пальмы, растущие вдоль дороги, я сказал, что комплект зимней резины еще никому не мешал. А облака в лаке действительно отражались. Довольный попутчик закурил, бросив руль, ради чахлого огонька спички и сменил тему разговора.

– Так ты из самого Китая. Макс?

– Я из России не из Китая, Моба. Жил в Манчестере пару лет. До этого полгода в Москве.– вся моя жизнь умещалась в паре–тройке строк. Родился –жил –умер.

– Баба есть у тебя?

Я вспомнил Алю. Белые хлопья, сыплющие с темного неба, Темные деревья, люди, снующие вокруг, и Аля в вязанной ромбиками шапке. Она плелась рядом, ее лицо было серо, а глаза пусты.

– Дай мне тысячу, Макс, дай тысячу, – просила она. – Мне очень нужно. Ну, пожалуйста.

Я рылся в карманах, вытягивая смятые бумажки. У меня их немного и на них почему-то была подмигивающая королева. Она хохотала, путаясь в короне. Аля вырвала купюры из рук и исчезла. Шагнула в передоз. Навсегда. Аля, Аленька. Пушистая девочка ромашка. На хмуром. В восемнадцать. Я не видел ее лица, я уже почти все забыл. Зиму, Кемерово, холод , деревья… Все.

-Ну, так что? Есть у тебя баба?

-Нет, Моба. – ответил я. Он хмыкнул и посигналил зазевавшемуся мотоциклисту. Мычание нашего аппарата, заставило того обернуться и показать средний палец.

-Кстати, мы потеряли мою картонку, прикинь? Так что наши потери не меньше, чем у того грустного мерзавчика на Мерседесе, – он довольно хохотнул, а потом продолжил – Самые большие м’даки, Макс, это армяне. Представь, один раз, нас с Ритой позвали на прием. Обещали фуршет. А вместо рубона дали фильм. Он назывался «Аккорд Маньдяни», это была плохая замена хавке, просекаешь? Ладно бы хавка, но фамилия! Маньдяни, прикинь?! Лопнуть можно. Все там, в Армении, наверное, угорали над его табличкой на двери. И что он ее не поменял? С такой погремухой и писать музыку нужно иметь стальные бубенцы. Он, наверное, возил с собой подушку, что бы плакать в нее по ночам. Музыканты- они такие ранимые. Там еще мужик залез на дерево и кричал, что хочет бабу.

Добрых десять минут господин старший инспектор путано излагал сюжет, пока я не догадался. Мне стало весело. И я засмеялся, вызывая его болезненное недоумение.

– Мастрояни, может быть? «Амаркорд», Моба. Фильм называется «Амаркорд». Только режиссер Феллини, по-моему.

– Их армян не разберешь, Филимили, Мандяни, – отмахнулся тот. Я обрушил все его логические построения с табличками и музыкантами, и он немного на меня надулся. – Моя Рита говорит они все мошенники. У нее есть безумная тетушка. Старуха совсем спятила и оторвала себе гостиную из каталога «Сделай сам». Его тоже выпускают армяне. Три с половиной тысячи монет, представь! Знаешь, что ей прислали? Ты не поверишь, Макс. Знаешь?

– Прихожую? – я смутно разбирался в мебели.

– Ей прислали шесть досок и пилу! – возвышенно уничтожил меня Моба, – армяне повсюду, кто бы, что не говорил.

– А гвозди?

– Что гвозди?

– Ну, гвозди не прислали? – он недоуменно посмотрел на меня, а потом запрокинул голову и засмеялся, издавая звук засорившегося унитаза. Увлеченный он едва не пропустил поворот. И его классическому Астон-Мартину пришлось изрядно поскрипеть. От натуги одно из креплений крыши открылось, и, так как второго не было в помине, матерчатый верх задрался и нелепо торчал над нами весь оставшийся путь. Колпак соскочил с колеса и унесся в обильные заросли по обочине. Сжавшись на сидении, я с тревогой ждал худшего. На удивление, колымага старшего инспектора еще немного подрожала как конь при смерти и, наконец, выровняла траекторию. Встречный мужик на форде, прокричал толстяку что-то обидное, получив в ответ мычание коровы на сносях и вытянутую черную руку, на сгибе которой лежала другая.