Андрей Дрожжин - Одураченный случайностями (Борщ)

– Ну смотрите… Есть такая задумка написать про современную Золушку. Только с несчастливым концом… – ответил я первое, что пришло в голову.

– Интересно. И какое же несчастье случилось в конце?

– В конце она убивает всю семью, – спокойно и без раздумий ответил я.

– Да?.. Так… а в начале?

– А в начале… девочку лет десяти-двенадцати берет из детского дома на попечение семья, в которой уже есть двое родных мальчиков. Они на пару, тройку лет старше ее. Приемные родители делают из девочки, по сути, рабыню, а братья бьют ее и издеваются. Со временем девочка становится жертвой в том числе и половых извращений как братьев, так и отца семейства. При этом мачеха знает и не препятствует происходящему. Так проходит несколько лет. Потом девочка встречается с выпускниками того детского дома, с которыми росла в одной группе. Подростки замышляют месть и жестоко убивают всех четырех мучителей…

Мое монотонное, ленивое и какое-то отстраненное от ужасной, кровавой темы повествование произвело на слушателей магическое действие. Они некоторое время сидели оцепенев. Только когда я начал рассказывать о половом насилии над несовершеннолетней Борщ, выпучив глаза, смачно сглотнул. Наверное, представил себе картину и захотел есть.

– Скажите, – после продолжительной паузы осторожно начал Колмыков, – а разве никто об этом раньше не писал? Мне кажется, уже была подобная история у кого-то.

– Да? – обрадовался я. – Тогда не буду.

– Но я могу ошибаться… – пристально глядя на меня сказал полковник.

– Я точно еще не писал! – улыбнулся я чтобы разрядить обстановку.

– Ну, и хорошо! – улыбнулся в ответ, мгновенно «оттаявший» Колмыков. – А вот кстати: почему в ваших произведениях так мало женских персонажей? Вот Золушка, о которой вы нам рассказали, это, пожалуй, единственный главный герой женского пола. И то в проекте. Почему так?

– Не знаю. Мне сложно понять женскую суть. Описывать эмоции и переживания женщины необходимо глубоко, тогда это «возьмет за душу». А если ее не чувствуешь, то и браться не стоит. Кроме того, должна быть какая-то идея произведения. Не станешь же описывать переживания какой-нибудь Нюры просто потому, что она сидит и переживает. Может кто-то и сможет, а я не вижу себя романистом и на такое у меня точно фантазии не хватит. Да и усидчивости тоже, – написать, не сопереживая герою, что-то такое…

Я вовремя прервался, спохватившись, что не стоит раскрывать все секреты ремесла и рассказывать свои домыслы о том, как автору иногда приходится настолько вживаться в роль своего персонажа, что он в стремлении показать картину происходящего максимально реалистично, бывает даже одержим, и проигрывает описываемые сцены не только в голове, но и на месте самого действия. И чем достовернее выглядит описание, тем более маниакален автор. Происходит ли такое на самом деле сказать возьмусь только за себя – со мной точно нет, но поди ж ты потом докажи этим двум обратное!

– Какое? – видя мое замешательство, быстро, чтобы я чего-нибудь не утаил, сориентировался Колмыков.

– Лирическое, что ли… Не знаю, как точно охарактеризовать. Вот родилась у меня идея про Золушку, но смогу ли я ее реализовать…

– Лучше не надо! – перебил мои рассуждения полковник.

– Почему? – его слова очень удивили меня.

– Сейчас тема института семьи у нас на подъеме. Государство предпринимает огромные усилия в данном направлении. Особое место в нем уделяется приемным детям. Это очень серьезный и важный вопрос, о котором необходимо много и повсеместно говорить, проводить мероприятия, направленные на недопущение увеличения уровня сирот, упростить алгоритм передачи их в благополучные семьи. Мы должны показывать насколько просто могут обрести радость полноценной жизни, люди, не имеющие собственных детей и страдающие от этого. И какое счастье испытает ребенок, обретший любящих его родителей. Теперь представьте, на фоне такой светлой, гуманной миссии, всесторонне поддерживаемой нашим правительством и президентом, появится ваше подрывающее общегосударственные старания произведение…

На улице сверкнула молния. Мы молчали в ожидании грома. Когда он прогремел, Александр Анатольевич продолжил тему Золушки.

– Послушайте мой добрый совет: это тяжелая, грустная история и не надо ее писать. Ни к чему хорошему она не приведет. Договорились?

– Ну, хорошо… – как бы нехотя согласился я, однако радуясь в душе, ведь писать о ней никогда не собирался и даже думать не думал. – Тогда может еще что-нибудь из веселого вспомнить?