Дарья Калинина - Очки большого города

– Вы хотели назвать девочку…

– Анной! А она назвала Наташкой! Никогда мне это имя не нравилось. Каждая вторая проститутка у турков носила это имя. Но моя дура говорила, что две Ани в одной квартире – это неудобно. Но какое мне дело до их с Лешкой удобств? Я ей сказал как надо, а она меня ослушалась. Уже тогда надо было понять, что с этим человеком мне не по пути. Но я проглотил это, и Анька начала потихоньку наглеть. Постепенно она обнаглела до такой степени, что я решил – баста! Хватит! Ребенку будет лучше в другой семье и с другими попечителями.

– И следующими воспитателями вашей девочки стала чета Севастьяновых.

– Моя родня. Я считал их лучшими людьми на свете. Интеллигенты в третьем поколении. Родство между нами было настолько дальнее, что я толком и не знал, кем они мне приходятся. Но люди они были порядочные, я с ними в детстве часто общался. Севастьянов человек ученый, астроном, не то что простой работяга Лешка. Севастьяновы даже кота, которого они купили для Ани, Фобосом назвали.

На этом месте Фима вздрогнула и подняла голову. Так вот где нужно было искать кота Фобоса, о котором в бреду упоминала Анна. И никакой это был не код, а самый обычный кот – домашний питомец, которого получила маленькая Аня.

– И одевать они девочку стали как маленькую барышню. Юбочки плиссе…

И юбочки плиссе Аня в бреду тоже упоминала! Вот они где неожиданно вылезли!

– А к ним туфельки и беленькие чулочки! Я был доволен. И я изначально знал, что Севастьяновы примут мое предложение, потому что дела их были совсем плохи. И не ошибся. Они предложение приняли чуть ли не с восторгом. Тетка все снова помогла устроить через ее детский дом. И вначале я был Севастьяновыми доволен. Они казались мне идеальными опекунами. Самое главное, что имя они девчонке поменяли, как я им и велел. И не стало этой глупой Наташи в аляповатых тряпках с рынка, стала Анечка, одетая безупречно и со вкусом. Английский, французский, музыка, танцы, рисование. Все было, как я всегда и хотел для своей девочки. Но потом…

– Потом снова что-то пошло не так?

– Севастьяновы стали борзеть. Я был удивлен. Считал их сверхлюдьми, а они оказались обычными барыгами. Стали торговаться со мной, требовать все больше и больше денег. И я понял, что с ними тоже пора прощаться. И они исчезли.

– Но в процессе этого исчезновения ваша дочь потеряла память.

– С ней поработал опытный гипнотизер. И девочка забыла то, что произошло с ней за истекший месяц.

– Этот месяц она провела с вами?

– Да, это был подарок, который я сделал самому себе. Не удержался. Привез девочку в свое временное убежище, которое использовал в экстренных случаях. Бревенчатая хижина, которая была упрятана под землю, только самые доверенные люди знали об этом месте, там я мог наслаждаться общением с дочерью без всякой опаски, что нас с ней кто-нибудь увидит и потом использует это против меня. Это был счастливейший месяц в моей жизни, думаю, что и в ее тоже. Мы с ней ходили на рыбалку, ловили в речке хариуса, запекали его и ели вдвоем.

Фима невольно вздрогнула. Вот он и дом под землей, и хариус, о которых упоминала Аня. Все кусочки пазла сложились. Обрывочные воспоминания Ани, которые они с Викой вообще сначала приняли за бред пострадавшей, обрели нынче целостность.

– Рыбку ловили, татуировку ей там сделали, – произнес тем временем Арсений, испытующе глядя на Мещерякова. – План вашего будущего Дивногорска.

– Не удержался, сделал.

– Зачем?

– Моя дочь, что хочу, то и делаю.

И Мещеряков продолжал говорить:

– Провели мы с дочуркой время прекрасно, я прямо душой отдохнул. Но все когда-нибудь заканчивается. Нужно было избавить Аню от этих воспоминаний обо мне и о проведенных нами с нею дней. К сожалению, врач, которого я пригласил, чтобы он под гипнозом заставил ее забыть про меня, оказался шарлатаном, сбил какие-то настройки в голове у девчонки. И после очередного удочерения этими Крючковыми, которых я нанял на эту роль, я с огорчением узнал, что моя дочь, во-первых, совсем ничего не помнит о своей прошлой жизни, а во-вторых, пошла вразнос. Стала шляться с парнями, начала вести разгульную жизнь, забросила учебу. Полностью изменилась в худшую сторону. Ее приемные родители с огромным трудом справлялись с ней. Но больше я уже ничего не хотел менять, потому что чувствовал отчасти и свою вину. А поэтому я терпел жадных Крючковых, а они терпели выходки своей приемной дочери. Они понимали, что деваться им некуда, если не будет Ани, то не будет и денег, которые они вместе с ней получили и продолжали получать от меня.