Дарья Калинина - Очки большого города

Дальше все для Фимы спуталось. В ее голове обрывки мыслей переплелись между собой так, что разобраться в них не представлялось возможности. В один тугой клубок свернулись события, происходившие с разрывом во времени. Вот она на дрожащих ногах ковыляет к Арсению. Вот они уже в больнице, она держит Арсения за руку, с ужасом наблюдая, как врачи накладывают ему на скулу швы. А вот они уже страстно целуются, причем Фима заливается слезами, а Арсений твердит, что любит ее.

К нормальному восприятию жизни Фима вернулась уже в отделе полиции. К этому времени она успокоилась, собрала и рассортировала свои мысли по степени важности, а также сумела установить некоторое подобие хронологии событий. И кое-что поняла. Не все, конечно. Все, она надеялась, ей объяснят в отделе полиции, где сегодня яблоку было негде упасть от тесно набившейся сюда толпы. Фима узнала нескольких полицейских, в том числе и Платона, и обрадовалась им, как родным.

Именно Платон и обратился к сидящему тут же Мещерякову:

– Так что же все-таки случилось с вашей дочерью?

Тот отвечать явно не хотел, но потом все же буркнул:

– Больше уж и поговорить вам не о ком, кроме как об этой никчемной девке?

– Зачем вы так? Это же ваша дочь.

– За свои слова всегда отвечаю.

– Давайте все же поговорим именно о ней.

– Воля ваша.

– Итак, ее родила ваша подружка – Анна Клочкова. Но так как молодая мать боялась позора, то всей родне она объявила, что ребенка они с Лешкой удочерили. Зачем же удочерять, не проще на Лешку было ребенка изначально записать?

– Леха-то уже под конец ее беременности в моей жизни нарисовался. Поздно было Аньке перед всей родней себя беременной выставлять.

– А чего тянули?

– Так сначала-то вообще не думал с детьми связываться. Время такое было, мне бизнес нужно было поднимать. Шибко хорошо он у меня в те годы попер. Зачем мне ребенком себя связывать? Ребенок – это всегда уязвимость, его и похитить могут, и вообще… Сказал Аньке, чтобы избавилась от плода, а потом что-то екнуло в душе. Это же мой ребенок, мой! Понимаете? Продолжение меня. В общем, сказал ей, чтобы оставляла. Из Лукошкино ее увез, сначала толком не решил, как быть, потом сообразил, что мужа ей нужно найти. Леха этот подвернулся, я ему объяснил ситуацию. Денег им дал, чтобы сидели тихо. И ему, и Аньке, они и согласились. Зажили они семьей за мой счет.

– А своего родного ребенка Анна Клочкова удочерила?

– Да, так и было. У меня тетка работала в детском доме, она и пустила этот слух по деревне, что Анька с Лешей у них в детдоме ребеночка взяли. Тетку мою уважали, так что все ей поверили.

– Но вы связи с Анной и ее дочерью не теряли?

– Я поставил Анне ряд условий. Я помогаю ей и ее мужу финансово, а она за это позволяет мне участвовать в воспитании ребенка.

– Участвовать?

– Конечно, лично я не мог воспитывать дочь. И не появлялся у них никогда. К чему? Я считал, что плачу Аньке с Лехой достаточно, чтобы они с моей кровиночки пылинки сдували. И потом, я регулярно передавал Анне рекомендации, что и как ей надлежит сделать для девочки.

– Вот как, значит, ваша бывшая возлюбленная получала от вас вместе с деньгами подробные указания, как ей воспитывать собственного ребенка.

– Это была МОЯ дочь! Мой ребенок! Я мог забрать девчонку у Аньки и отдать вообще чужим людям, но она меня умоляла этого не делать. И я пошел ей навстречу. Подумал, все-таки родная мать, разве она может сделать малышке плохо? И без задней мысли я давал им с Лешкой деньги, много денег, иначе с чего бы они так хорошо жили? Я делал это для своей дочери, чтобы она росла в полной семье и не знала бы тех унижений и нищеты, которые выпали на мою долю в детстве.

– Так, вы заботились о девочке, это прекрасно. Но потом ее мать и отчим погибли. Вы имеете к этому отношение?

– Дело-то давнее, доказать вы уже ничего не сможете. Так что без всякой опаски могу сейчас облегчить совесть. Да, имею. И самое прямое.

– За что же вы их так?

– Они перестали выполнять мои требования. Лешка взялся за бутылку, хотя я настрого ему приказывал, чтобы спиртного он даже нюхать не смел. Да и Анна начала выпивать. К тому же я узнал, что она погуливает. Нет, мне-то было к тому времени уже наплевать на нее, но я не мог позволить, чтобы мою дочь воспитывала такая женщина. Я не хотел, чтобы у девочки перед глазами был бы такой пример. Да и вообще, с самого начала мне не нравилось, как Анька себя ведет со мной. Никакого уважения. Как будто бы не помнит, что отец ребенка – я! И только я имею право принимать решения касательно девочки. Анька даже имя дала ребенку не то, какое хотел я!