Татьяна Луганцева - Мир вашему дурдому!

— Этого не может быть! — стукнул по столу Виталий.

— Нет! Он не хотел! Так получилось. Он так меня уговаривал уехать домой! Любой здравомыслящий человек засомневался бы в его искренности. И еще он мне рассказал то ли фильм ужасов, то ли страшный сон, в котором я, как надоедливая учительница, прихожу к людям и заставляю их заниматься музыкой, хотят они этого или нет. Я подумала, что есть несоответствие: умирающий человек сообщил, что его сын безумно хотел изучать музыку, просто не было денег. А я успела понять, дорогой Петр, что у вас нет ни малейшей склонности к музыке. Как так? Я не знаю ни одного человека без слуха, который хотел бы научиться играть, потому что для него это занятие превращается в пытку! Не могли вы этого хотеть, потому что вы — не его сын-инвалид, а безжалостный убийца, совсем другой человек! — перевела дух Муза. — А еще, когда мы с Антониной-Алисой приехали на квартиру к Виталию, она сразу же включила свет, хотя выключатель находится в необычном месте. Ты уже не раз бывала в этой квартире! Ты всё время лгала!

Антонина-Алиса нервно дернула плечом. А нотариус закурил. Наверное, он уже жалел, что не вызвал полицию сразу. Руки у него тряслись.

— Вы ничего не докажете, я инвалид. Оставьте меня! — истерично крикнул Виталий-Петр.

Пепел с сигареты Валерия Алексеевича упал на бумаги, и они тотчас вспыхнули ярким пламенем.

— Вот ведь черт! — выругался нотариус и принялся махать на пламя, которое мгновенно выросло еще больше и перекинулось на жалюзи и многочисленные папки на стеллаже.

— Господи! Дева Мария! Чего смотрите? Помогите! — крикнул нотариус.

Антонина-Алиса рванула к двери и закричала:

— Она закрыта! Черт! Где ключ?!

— На окнах решетки, — напомнила Муза.

Инвалид Виталий вскочил и кинулся выламывать дверь своим мощным плечом. Нотариус наконец вылил на стол и стеллаж воду из графина и погасил пламя. А Муза стояла и улыбалась.

— Вуаля! Что и требовалось доказать! Чудесное исцеление! Да у меня еще и дар целительницы!

— Ах ты ведьма! — разбил графин с водой Петр и с горлышком-«розочкой» кинулся на Музу. — Да я убью тебя! — Сильным броском он повалил ее на стол. — Неужели ты думаешь, что я выпущу тебя отсюда живой? Да я лучше сам тебя сожру! — орал он, прицеливаясь, как ее получше пырнуть, а Муза, отбиваясь, визжала во весь голос.

В этот момент нотариус перепрыгнул через стул и выбил «розочку» у Петра-Виталия. Они сцепились. Валерий Алексеевич был не нотариусом, а следователем из Москвы, которому поручил это дело друг Григория, подполковник Василий Михайлович.

В глазах у Музы было темно, но когда зрение вернулось, она увидела пистолет, только он дергался, потому что державшая его рука сильно дрожала.

— Не надо, — прошептала Муза, — все кончено. Дом окружен, и весь разговор записывался.

— Вот именно — всё кончено! Но это буду решать я! Ты появилась в нашей жизни и разрушила ее, и тебе тоже не жить! — с ненавистью произнесла Антонина.

— Всем стоять! Не двигаться!

В кабинет ворвались вооруженные люди, сбив с ног девушку с пистолетом. Но она успела выстрелить, а Муза — ощутить боль, увидеть кровь и потерять сознание, все это — в считанные секунды.

На улице благоухала долгожданная весна. Солнце припекало, снег уже сошел, а птицы чирикали и заливались трелями. И пусть это был не Париж, а Москва, но трое, мужчина и две женщины, очень продуктивно проводили время за столиком уютного кафе. Григорий, Муза и ее подруга Настя вели неторопливую беседу. Настя никак не могла поверить, что Муза попала в такую историю.

— Главное, что всё закончилось хорошо и злодеи пойманы, — сказала она. — Не говори, что я бессердечная, но Генрих получил свое! Уж он-то попил кровушки у женщин!

— Не будем о нем, о покойных плохо не говорят, — остановила ее Муза, которая нежно держала за руку Григория.

Рука у нее еще побаливала. Пуля, выпущенная Антониной, пробила кость, была операция, спица… Совсем недавно сняли гипс. И вот Григорий теперь каждый вечер и при первой же возможности массировал ей пальчики и руку.

— Это так трогательно! — заметила Настя. — Вы как пара голубков!

— Так и есть, — улыбнулся Григорий. — Мы всегда будем вместе. У меня дома теперь две прооперированные женщины — Муза и дочка. Просто лазарет какой-то. Хорошо, что обе операции прошли успешно. Это счастье.

— Да, мы теперь пойдем на поправку, — пообещала Муза, держа чашку с ароматным кофе.

Настя покачала головой.