Елена Логунова - Шерше ля фарш

Тут только до Гоги дошло, что рослый гном в панаме — это его поднадзорный «Иванов».

Слишком поздно: заботливые девки уже подцепили переодетого парня под локотки и повели к калитке.

Поскольку парень сопротивления не оказывал, даже на короткой дистанции троица развила приличную скорость. Гоги со всей определенностью понял, что не успеет пробежать по больничному коридору, обогнуть построенный буквой «Г» неврологический флигель и рухнуть на спину беглецу до того, как тот канет в толпу на улице.

Это соображение не заставило его отказаться от мысли преследовать объект наблюдения, однако вынудило немного задержаться на старте. Прежде чем пуститься в погоню, Гоги выхватил из кармана мобильник и сделал несколько снимков яркой троицы.

Когда он выбежал за калитку, «Иван Иванов» и его спутницы уже отчалили от остановки в машине такси. Сквозь заднее стекло Гоги высмотрел приметную, как мухомор, панаму, но уже не успел разглядеть номер автомобиля.

Будь в тот момент на остановке другие машины такси, Гоги расспросил бы их водителей и наверняка получил бы массу информации об отъехавшей машине.

Увы, беглецу повезло, а его преследователю — вовсе нет. Карман остановки был пуст — ни такси, ни даже пассажиров, ожидающих общественного транспорта.

От возникшей было идеи в поисках свидетелей догнать удаляющийся от остановки автобус и взять его штурмом Гоги отказался: такая выходка вполне могла привести к экстренному переводу его самого из неврологии в психушку.

Оставалось только позвонить коллегам и ждать, что будет дальше.

Матвея мы посадили впереди, рядом с водителем, а сами устроились сзади, чтобы без помех пошептаться. Миллионер наш, впрочем, общаться и не рвался, сидел себе тихо, спокойно, с детским интересом смотрел в окошко на Тбилиси. В психиатрическом-то его наверняка чем-то душепользительным пичкали, отсюда и кротость со смирением, и покорность счастливой судьбе в наших с Алкой милых лицах.

Хотя идеалистка Трошкина думала по-другому:

— Какая натура у парня, а? Кремень! Ни капризов тебе, ни протестов, ни истерического выламывания в пошлом стиле «куда поволокли меня вы, волчицы позорные»! — от души похвалила она нашего нового малознакомого. — Одно слово — сибиряк! Невозмутимый, неболтливый!

— Надеюсь, он и про миллион свой злодеям не проболтался, — сказала я. — Иначе шиш мне будет с кедровым маслом, а не материальная благодарность…

— Так, давай-ка сейчас, пока есть у нас минутка-другая, по возможности восстановим картину. — Трошкина села ровно, как в школе за партой. — Судя по всему, наш покерный чемпион не сумел уйти от бандитов. От казино до аэропорта за ним проследили и организовали встречу в Тбилисском аэропорту. А разворотливые у нас на Кубани бандиты, а? С международными связями! Быстро нашли исполнителей в столице Грузии!

— Ты нотки гордости из голоса-то убери, не тот повод, — попросила я. — Хотя бандитов наших, надо признать, ты еще недооцениваешь. Они ведь не просто организовали комитет по встрече в Грузии, они еще успели засунуть своего человека в один самолет с Матвеем!

— Почему ты так думаешь?

— Потому что, когда он только сел в самолет, этого хваленого буддистского спокойствия в нем не было ни капельки! — Я вспомнила, как пинали мое кресло коленки невротика, и снова рассердилась. — Уж он и ворочался, и дергался, и бормотал… Я-то подумала, что человек летать боится, а его совсем другой страх одолевал: как бы не раскулачили. Но ближе к концу полета он подозрительно затих, а в аэропорту Тбилиси парня как будто и вовсе подменили. Он ведь пошел с теми ребятками, что его встретили, так же спокойно и безропотно, как вот с нами сегодня.

— То есть ты намекаешь, что в полете Матвея кто-то как-то успокоил? — Трошкина быстро сообразила. — Накапал чего-то этакого в прохладительный напиток, например…

Я кивнула.

— Тогда непонятно, откуда у него все эти синяки. Если после приема волшебного зелья парень сделался кротким и послушным, как мои австралийские овечки, зачем его было бить?

— Я думаю, что-то пошло не так. — Я не сдержала злорадный хмык. — У всех этих волшебных средств бывают пренеприятнейшие побочные эффекты, я знаю, мне Кулебякин рассказывал про клофелин и прочие злодейские зелья. Думается мне, у Матвея память отшибло не после встречи с драчливыми братками в Тбилиси, а еще до нее — это последствия принудительного приема «успокоительного».