Елена Логунова - На сеновал с Зевсом

— Всё! Сейчас я убью этого зашоренного верблюда! — бешено заорал в своем закутке бильдредактор Петя Громов.

В этот момент Игорь Горшенин со всей определенностью понял, что пришла пора собирать вещички на выход. В «Полях Кубани» ему больше не работать.

В том, что горбатой скотиной с искусственно ограниченным кругозором обозвали именно его, Игорь не усомнился. С детских лет Горшенина называли не Игорьком или Гошей, а только Игогошей. Приличные на первый взгляд имя и фамилия «Игорь Горшенин» в сочетании с длинным унылым лицом и крупными зубами жвачного животного не оставляли малолетним сочинителям кличек никакого простора для фантазии.

— Я убью тебя, слепошарое парнокопытное! — распахнув дверь в коридор, где топтался Игогоша, проорал взбешенный бильдредактор.

За его спиной в затемненном кабинете красиво светился большой дизайнерский монитор. В данный момент на нем застыла картинка, ради которой фотограф не поленился залезть в мусорный бак. В щель между его краем и крышкой открывался очень необычный вид на девчонок из модельного агентства — его владелец опрометчиво заказал редакции фотосессию на городских улицах. Игогоша находил эту свою работу весьма интересной. К сожалению, у «главного по картинкам» было несколько иное представление о творческих процессах и их желательных результатах.

— С чего ты взял, что можешь работать фотографом?! Какой из тебя фотограф, животное?! — гневно топая ногами, бесился чистоплюй и зануда Громов.

— Опять Игогоша съемку запорол? — понимающе хмыкнул проходивший мимо журналист Вася Лавочкин. — Да гони ты его в шею, Петька!

— В хвост и в гриву! — ехидно поддакнул вечный Игогошин злопыхатель и удачливый конкурент — маэстро унылого парадного фотопортрета Антон Иванович Дорожкин.

— Горшенин, ты уволен! — прокричавшись, бешеным шепотом сказал бильдредактор и вернулся в кабинет, откуда тут же послышался печальный звон разбитого стекла.

Игогоша скорбно вздохнул и поправил на плече сумку с камерой.

Фотографу по-прежнему казалось, что его взгляд на модельный бизнес сквозь прищур мусорного бака был парадоксально свежим, но найти понимание в посконных и сермяжных «Полях Кубани» он уже не надеялся. Приходилось признать, что его работа с этим скучным ортодоксальным изданием была такой же ошибкой, как попытки сотрудничества с доброй дюжиной других иллюстрированных журналов и полноцветных газет столицы аграрного края.

— Ига, эти косные и замшелые люди бесконечно ниже высокого искусства во всех его проявлениях! — разливая по стопкам дешевую водку, сказал в утешение расстроенному фотографу его приятель Борюсик.

При росте метр пятьдесят сам он был бесконечно ниже долговязого Игогоши, но при этом тоже дерзал замахиваться на высокое искусство. Официально Борюсик замахивался на него в театре юного зрителя, где служил актером, а неофициально — в немногочисленных ночных клубах губернского города. Амбициозный Борюсик мечтал сменить обрыдшее ему амплуа пионера-героя на гораздо более героическую роль го-го-дансера. Увы, косные и замшелые владельцы клубов лилипутский стриптиз заслуженного актера травести пока не оценили. Однако Борюсик сам не унывал и не советовал отчаиваться другу.

— Ига, наплюй на «Поля Кубани» и дуй в другой журнал! — опрокинув стопку, посоветовал он.

Игогоша на лошадиный манер помотал головой, бессловесно выражая малодушное сомнение в том, что его свежее дыхание оживит другой журнал успешнее, чем оплеванные «Поля Кубани». По правде говоря, ему уже некуда было идти. В краевом центре не осталось печатных органов, бильдредакторы коих еще не были знакомы с неординарными работами фотохудожника Игоря Горшенина.

— Тогда меняй творческую манеру, — посоветовал неунывающий Борюсик. — Не можешь? Тогда не манеру, а жанр. Почему бы тебе не попробовать себя в роли папарацци? Я думаю, у тебя получится. Во всяком случае, это амплуа вполне сочетается с засадой в мусорном баке!

— Папарацци охотятся на знаменитостей, — возразил Игогоша. — Журналы раскошеливаются на снимки голливудских звезд!

— Так то голливудские журналы! — поправил его Борюсик, поболтав бутылку и посмотрев сквозь нее на лампочку — тусклую, как предзакатная кинозвезда. — А нашим родным таблоидам гораздо интереснее наши же родные звездоиды!