Тамара Лисицкая - Двенадцать

— Пей, только быстро. Времени в обрез. Зашли, отметились, ушли. Работаем в перчатках. Через полчаса туда приедет чувак из пиццерии, он-то труп и обнаружит. Инга… Васильевна… У вас есть фотоаппарат?

— Естественно, — она невозмутимо затянулась. — У меня есть фотоаппарат.

Макс выдержал небольшую паузу.

— Ну, так дайте его нам, Инга Васильевна!

Редакторша стряхнула пепел.

— Возьмите в спальне, Максим Иванович… Непосредственно на зеркале.

Макс хотел что-то сказать, но промолчал и исчез за портьерой.

Мы остались вдвоём.

— Видите, Лора, всё получается так, как должно было получиться.

Она забросила свою красивую ногу на другую свою красивую ногу.

Я слабо реагировала на мир, меня отключило, и отчётливее всего сейчас я ощущала тошноту ичугунную тяжесть век.

Вошёл Макс, начал распоряжаться, велел мне встать, а Ингу Васильевну отправил курить на лестницу.

— Да-да, Инга Васильевна, в наше время очень важно вовремя встать «на шухер»… И не создавайте пробку. У нас мало времени. Нам надо сделать шаг в историю, а вы отказываетесь сделать даже шаг на лестницу…

Я бессмысленно перемещалась по комнате, задевая ковры тапками с острыми восточными носками. Ткнулась в портьеру, выхода не нашла, вернее, нашла сразу много выходов. Комната, в которую я попала, выпутавшись из тяжёлого бархата, была украшена диваном со шкурой и верёвочками. Знакомый диван.

— Ты где? — Макс запутался рядом в портьере. — Блин, с этой её подвесной системой…

Вынырнул и перехватил мой взгляд.

— Что делать, я путешествую — и моя мебель путешествует. Не мог же я бросить любимый диван? Ты готова? Идём.

Мы выползли из восточного рая Инги Васильевны и остановились в тамбуре перед соседской дверью.

— Минут сорок назад его грохнули… Или сильно побили… В любом случае есть смысл зайти… Чувака зовут Жак, любит заскочить к Инге Васильевне и потрещать о том о сём… Сейчас я тебе скажу его фамилию, и ты обалдеешь! Бариновский! И заметь, в нашем журнале он представлен среди прочих в номинации «Лучший политик»!

Я, конечно же, знала. То есть, кажется, знала. События последних недель так испортили мою голову, что я уже ни в чём не могла быть уверена. Когда-то давно, в эпоху моей спокойной и ровно текущей провинциальной жизни, я ничего не понимала в политике. Вряд ли стала понимать и сейчас.

— Что же вы не зашли к нему раньше? — спросила я вдруг. — Вдруг ему помощь нужна была?

Макс молчал. Он смотрел на часы, а я смотрела на него.

— Всё, мать Тереза, вперёд, — он нажал кнопку звонка перчаточным пальцем и прислушался. — Тихо. Думаю, нас не пригласят…

Нажал. Дверь не поддалась. И тут Макс достал из широких штанин КЛЮЧИ и ОТКРЫЛ ИМИ ДВЕРЬ пострадавшего гражданина Жака Бариновского!

Краем мозга я зафиксировала этот момент. Пару метров топала вслед за Максом по коридору и пыталась сформулировать вопрос. Ох, как много новых неприятных ощущений забеспокоило меня!

— Жак! Жак Рудольфович! О, мама мия, язык вывихнул, — он на ходу обернулся ко мне. — Не скорби раньше времени, возможно, он просто напился пьян и валяется среди фикусов… Жак Рудольфович! Мы тут гостили у Инги Васильевны и слышали шум! Решили заглянуть по-соседски! Жак Рудольфович!

Действительно, вокруг валялись фикусы и битая посуда. И ещё — стулья с высокими спинками, лакированными ножками вверх. Стол-аквариум сверкал оголённой подсвеченной спиной, расписная салфетка-скатерть валялась на полу, обёрнутая вокруг ноги человека, который, в свою очередь, лежал рядом со столом. Шея человека была замотана дымчатым шарфом, в руке мрачно поблёскивала вилка, а голые ворсистые ноги лежали на раздавленном гарнире. Макс подошёл ближе, скользя по звонким огурчикам.

— Жак Рудольфович! — тронул он лежащего за плечо.

Потом несколько секунд рассматривал лицо голоногого, пальцами приподняв шарфик.

— Готов. Иди, позируй.

В это мгновение я начала ощущать странный комфорт. Эйфория на грани шизофренического припадка — вот что со мной случилось в тот момент, когда Макс взял в руки фотоаппарат. Я глубже влезла в свои остроносые тапочки и со сладкой болью внутри начала давить гарнирные кучи, катаясь по фаршированным помидорам, рисуя узоры на кремовом ковре. Макс наблюдал за мной со смешанным выражением, пытался остановить. Но не тут-то было! Я сделала новый вираж вокруг головы убитого. С мучительной сладостью и с диким ужасом я обнаружила под тапочками новую краску — кровь. Остановиться. А ещё лучше — сбежать и прямиком в больницу… Но куда там… Моё второе, неподконтрольное «я» уже прижало меня к столу с аквариумным набором. Не сбрасывая тапочки, я взлетела на стол…