Тамара Лисицкая - Двенадцать

Всё пропало так же внезапно, как появилось. Минут десять спустя я обнаружила себя в углу комнаты на полу с подушкой в руках. Мне было больно дышать, рёбра сжались и обросли сплошным нервом. В горле хрипело. Я ещё посидела чуть-чуть, затем попыталась встать и добраться до двери. Задевая косяки, я пробралась к Лёвиной комнате. Из-под двери — слабый свет, не спит. Но даже если бы спал… Я распахнула эту дверь и повисла на ручке, не имея никакой возможности двинуться дальше.

Лёва сидел на краю кровати и раскачивался, как заведённый. Руки прижаты к груди, волосы в беспорядке, глаза закрыты. И довольно долго ничего не менялось: я стояла-наблюдала, Лёва сидел-раскачивался. Наконец, я отдышалась и позвала его. Он только открыл глаза, не останавливаясь, посмотрел длинно и бессмысленно.

— Ну, как? — спросил он треснувшим голосом.

Я не очень поняла, что он имеет в виду, но на всякий случай кивнула. Лёва повернулся ко мне спиной и лёг на кровать — медленно, как будто у него всё ещё смертельно болели все винтики и стыки тела. Я подождала ещё, потом подошла и села рядом. Что мне было нужно? Да не знаю! Села рядом и даже взяла его за руку — рука была холодная и пульсирующая. Я держалась за эту руку, но мне не становилось легче и спокойнее. Наоборот. Становилось тревожнее, страшнее и грустнее.

— Что сидишь? — прохрипел Лёва, не размыкая слипшиеся ресницы. — Езжай же!

Он как будто бы даже был рассержен, и я понимала почему. Конечно, конечно мне надо ехать! Я встала и побрела куда-то одеваться, и вот тут раздался звонок. Совершенно нормально, так и должно было быть. Это — Макс. Я сняла трубку.

— Слушай, извини, что так поздно… Или рано… Но тут такое дело… В общем, у меня сложилось такое впечатление, что ты очень интересуешься разными экзотическими смертями: расчленёнкой, удушениями и прочим. Я прав?

Я молчала. Но происходящее меня не удивляло.

— Так приятно с тобой общаться иногда… Так вот, предположим, ты мне ответила: «Да, я интересуюсь разными экзотическими смертями». И что на это говорю я?

Не дождался реакции (я в это время натягивала джинсы. Кстати, оказалось, что подушку я до сих пор таскала с собой).

— Эй! Але, народ! Ты меня слышишь? — Макс звучал несколько обиженно. — Ладно, не хочешь интересоваться — скажу просто так, без надежды на поощрение… В общем, я сейчас временно квартируюсь у одного человека… Тут такой специальный дом — для солидных бобров… Так вот, мы тут не спали, а за стеной… Короче, судя по всему, в соседней квартире только что кого-то грохнули, и у меня есть все основания звонить тебе и настаивать на твоём приезде… Только поторопись, скоро кто-нибудь вызовет милицию…

Я уже зашнуровывала ботинки.

— Бери мотор, запоминай адрес…

Сонный дедушка-консьерж вопросительно поднял брови. Я назвала номер квартиры, представилась только что приехавшей родственницей. Дедушка долго сомневался, потом набрал номер квартиры, в которую я шла.

— Инга Васильевна? Простите, Христа ради…

Инга Васильевна! Макс живёт у Инги Васильевны! Они «тут не спали»… Я прислонилась к стене. Это невыносимо.

— …Значит, я пропускаю… Как её записать? Ага, ага. Доброй ночи, Инга Васильевна…

Дедушка заскрипел ручкой в журнале.

— Распишитесь, — протянул мне ручку на верёвочке. — Извиняюсь, но ночью у нас строго…

Я сомнамбулически расписалась напротив его пальца. В графе с известным мне номером квартиры значилась какая-то «кто-то Иванова». Шифруется Инга Васильевна, не желает, чтобы консьерж знал, кто приходит к ней ночью.

Лифт с ковриками, пятый этаж, длинный коридор с аппендиксом-тамбуром на две квартиры. Вот эта дверь — Инги Васильевны, значит, соседняя — та самая, с очередным кошмаром. Хотя за дверью редакторши меня ожидал кошмар не меньший.

Дверь открыл Макс. Он был умыт и причёсан, короткий халат с кистями до колена.

— Проходи, проходи… Кофе? Водка?

Всё в этой квартире было решено в радикально восточном стиле. Откуда-то из красного бархата вынырнула Инга Васильевна — в халате, в косметике и с сигаретой.

— Проходите, Лора, мы вас ждём…

Они были в бодром расположении духа. Информационный повод моего приезда не казался им поводом для печали.

— Мы вас очень ждали, Лора, — красавица Инга Васильевна угнездилась в кресле. — Как мы теперь поступим? Что вы чувствуете? Могу ли я снимать на камеру всё, что будет происходить?

Макс принёс крохотную пижонскую чашечку кофе и присел рядом со мной.