Кирил Бонфильоли - Эндшпиль Маккабрея [=Не тычьте в меня этой штукой]

Перед лицом Морис держал газету и разглядывал меня сквозь дырочку, в ней проковыренную, — совсем как в детских сказках. Я сделал пару быстрых шагов влево — газета развернулась за мной следом. Затем три вправо — и снова газета повернулась, как щиток полевого орудия. Выглядело глупее не придумаешь. Я подошёл к нему и сунул палец в дырочку.

— Бу! — сказал я и стал ждать его сокрушительного ответа.

— Уберите, пожалуйста, палец из моей газеты, — сокрушительно ответил он.

Я пошевелил пальцем ещё, высунув нос из-за верхнего обреза газеты.

— Отвали! — рявкнул Морис, побагровев.

Так-то лучше.

Я отвалил, весьма довольный собой. За углом Сент-Джеймс-стрит шаркал ногами полисмен — этакий юный, розовый и гневливый страж порядка, какие часто попадаются в наши дни. Амбициозный, добродетельный — сущий дьявол со злоумышленниками.

— Офицер! — рассерженно заклекотал я. — Меня только что непристойно домогался вон тот жалкий негодяй с газетой. — Трясущимся пальцем я ткнул в сторону Мориса, который виновато завис на полушаге. Полисмен побелел губами и обрушился на него — тот по-прежнему балансировал на одной ноге, распростерши газету, и выглядел поразительно, как жестокая пародия «Эрота» Гилберта на Пиккадилли-Серкус. [48] Эрот — разговорное название памятника известному филантропу графу Шафтсбери в центре Пиккадилли-Серкус в Лондоне; установлен в 1893 г. (А вам известно, что Эрос сделан из алюминия? Я уверен, что где-то в этом таится мораль. Или шутка.)

— Я буду у вас в участке через сорок минут, — крикнул я вслед полисмену и юркнул в проходящее такси. В нём все дверные ручки были на месте.

Итак, я вам уже сообщал, что люди Мартленда проходят годовую подготовку. Эрго, [49] Следовательно (искаж. лат.). такое быстрое засечение Мориса означало, что Морис находился там исключительно для того, чтобы его засекли.

У меня заняло много времени, но в конце я засёк и её — дородную, чисто выбритую тетушку в «триумф-геральде»: отличная машина, чтобы следить за людьми, неприметная, легко паркуемая и с окружностью поворота туже, чем у лондонского такси. Хотя несправедливо, что у тетушки при себе не оказалось спутника. Я просто выскочил на Пиккадилли-Серкус, нырнул в один выход подземки и вынырнул из другого. «Триумф-геральды» паркуемы не так легко.

Второе такси доставило меня на Бетнал-Грин-роуд, Шордич, — превосходное место, где практикуются всевозможные мудрёные ремесла. Получив баснословные чаевые — таков мой глупый обычай, — таксист «дал» мне «Ностальгию по четвертой на Кемптон-Парке». Никак не способный взять в толк, что, ради всего святого, он имел в виду, я поднялся по лестнице в студию моего «подкладочника».

Здесь мне лучше объяснить, что такое «подкладка». Большинству старых картин перед чисткой требуется новая основа. В своем простейшем виде это подразумевает пропитку картины клеем, «композитом» или воском, затем, так сказать, связку её с новым холстом посредством горячего пресса и гнета. Иногда старый холст восстановлению не подлежит; иногда во время работы краска отстает (картина «вздувается», как говорится). В любом из этих случаев потребен «перевод». Это означает, что картину следует укрепить лицом вниз и удалить с краски все волокна старого холста до единого. После чего на оборотную сторону краски приклеивается новый холст, и ваша картина вновь здорова. Если же она написана на доске (дереве), и та сгнила или червива, поистине замечательный «подкладочник» способен отскоблить все дерево и оставить лишь корку краски, на которую затем он цепляет холст. Всё это — очень, очень хитрая работа, и высоко оплачивается. Хороший «подкладочник» неплохо представляет себе подлинную ценность картины, попавшей к нему в обработку, и обычно запрашивает соответственно. Он зарабатывает больше многих торговцев, его нанимающих. Он незаменим. Любой идиот может почистить картину — многие этим и занимаются, — и большинство умелых художников могут укрепить (подретушировать) или заменить недостающие частички краски; вообще-то многие знаменитые художники хорошо зарабатывают таким побочным занятием, особо его не афишируя. (Очень тонкие работы, вроде судового такелажа, часто пишутся для простоты лаком; его чистить адски трудно, поскольку он, разумеется, сходит вместе с грязной лакировкой. Следовательно, многие чистильщики просто фотографируют такелаж или что там ещё бывает у них, беззастенчиво его счищают, а затем пишут заново по фотографии. Ну а почему нет?) Но хороший «подкладочник», как я сказал, — это жемчужина, цены не имеющая.