Кирил Бонфильоли - Эндшпиль Маккабрея [=Не тычьте в меня этой штукой]

— Ой, бросьте, Чарли, хватит петуха гонять. Я вполне готов предложить вам существенные э… привилегии и э… уступки, если вы сыграете в этом деле на нашей стороне. Вам чертовски хорошо известно, что я в дерьме, и если мне не удастся вас завербовать, этот ужасный старик в Министерстве внутренних дел опять взвоет, желая вашей крови. Что вас устроит? Я уверен, вас не интересуют те деньги, что может предложить мой департамент.

— Думаю, я бы предпочел бешеную собачку.

— Господи, Чарли, неужели нельзя посерьёзнее?

— Нет, в самом деле — борзую. Серебристую такую, знаете?

— Но не хотите же вы сказать, что желаете стать королевским дипломатическим курьером? Бога ради, зачем вам? И что заставляет вас думать, будто мне удастся об этом договориться?

Я ответил:

— Во-первых, да, желаю. Во-вторых, не суйтесь не в своё дело. В-третьих, вам удастся, если придётся. Кроме того, ещё мне нужен дипломатический паспорт и привилегия доставить мешок с диппочтой в посольство в Вашингтоне.

Он откинулся на спинку — всезнающе и расслабленно:

— И что скорее всего будет находиться в мешке? Или это тоже не моё дело?

— Вообще-то — «роллс-ройс». В мешок он, конечно, не поместится, но весь будет увешан дипломатическими пломбами. То же самое.

Выглядел Мартленд суровым, встревоженным: недопришпоренный разум яростно проворачивался вхолостую — его «дё шво» [43] Две лошади (искаж. фр.). пытались осилить такой угол наклона.

— Чарли, если он будет набит наркотиками, ответ — нет, повторяю — нет. Если это грязные фунтовые банкноты в разумных количествах, я могу постараться что-то сделать, но после, думаю, защищать вас мне уже не удастся.

— Ни то, ни другое, — твёрдо ответил я. — Даю слово чести.

Я посмотрел ему в глаза искренне и ровно, дабы он не сомневался, что я лгу. (Эти бумажки с Поезда придётся вскоре поменять, не так ли?) В ответ он тоже окинул меня взором, как надежного товарища, затем аккуратно свёл вместе кончики всех десяти пальцев, разглядывая их со скромной гордостью, будто совершил что-то умное. Он думал изо всех сил, и ему было безразлично, видно это кому-нибудь или нет.

— Что ж, полагаю, в таком разрезе можно что-нибудь придумать, — наконец ответил он. — Вы, разумеется, понимаете, что степень сотрудничества, которая от вас ожидается, будет пропорциональна сложности обеспечения того, что вы для себя просите?

— О да, — солнечно ответил я. — Вы захотите, чтобы я убил мистера Крампфа, не так ли?

— Именно так. Как вы догадались?

— Это же ясно: с Фугасом теперь э-э… покончено, а потому Крампфа в живых оставлять ну никак нельзя, зная то, что знает он, правда? И могу добавить, что пережить это мне будет трудновато: так уж вышло, что он — мой неплохой клиент.

— Да, я знаю.

— Я и не сомневался, что уже должны. Иначе я бы, вероятно, об этом и речи не заводил, ха-ха.

— Ха-ха.

— Как бы там ни было, на такого богатого парня, как Крампф, надавить невозможно — получится только убить. Кроме того, ясно, что я могу подобраться к нему очень близко, а нанимая для этого меня, вы, по вашим оценкам, сэкономите себе целое состояние. Более того: с вашей точки зрения, никто не сравнится со мной в одноразовости, и через меня едва ли можно выйти на какое-либо официальное агентство. И наконец: если я сработаю грубо и сяду на электрический стул, вы убьете и Крампфа, и меня одним желчным камешком.

— Ну, кое-что из этого — более или менее правда, — признал Мартленд.

— Да, — сказал я.

Затем я сел за свой глупенький французский письменный столик — это его остроумный делец назвал «малёр-дю-жур», [44] Несчастье дня (искаж. фр.). поскольку сильно за него переплатил, — и составил список того, что мне нужно от Мартленда. Довольно длинный. Пока Мартленд читал, лицо его темнело, но он всё выдержал, как настоящий маленький мужчина, и тщательно сложил бумажку себе в бумажник. Я заметил, что наплечной кобуры у него всё-таки нет, но то, по-любому, была не первая моя ошибка за день.

Кофе к этому времени уже остыл и превратился в гадость, поэтому я любезно вылил Мартленду в чашку всё, что осталось. Полагаю, он не заметил. После этого, сказав пару дружеских банальностей, он откланялся; в какой-то миг я испугался, что он опять захочет пожать мне руку.

— Джок, — сказал я. — Я отправляюсь обратно в постель. Будь так любезен — принеси мне все лондонские телефонные книги, полный шейкер коктейлей — любых, пусть они будут сюрпризом, — и несколько сэндвичей с кресс-салатом и мягким белым хлебом.