Анастасия Краун - Экзопулус вздымает волны

— Не получится, — майор покачал головой, — не в моем случае…

— А что в вашем случае, можно полюбопытствовать?

— Не твое дело. И вообще, засунь свое любопытство, знаешь куда? Точно нет.

— Хорошо… О том, как бы вы вели дело в альтернативной ситуации, если бы она вас не касалась напрямую, я предпочту не думать…

— Минимум ты бы сейчас тут уже не разглагольствовал… Давай еще идеи…

— Возврат оригинала, как я понимаю, оставим на крайний случай…

— Даже заикаться об этом не смей, — прорычал майор, — без вариантов. Черт подери… не закроешь, не затянешь, не передашь никому, не прикроешься… Еще и времени в обрез…

Макс сделал еще несколько размашистых шагов туда и обратно, рассматривая неброские стены и тяжелые бордовые шторы, неаккуратными складками заслоняющие потертую пыльную батарею и дешевые офисные жалюзи.

— Вот все вам не по духу постоянно, Панфил Панфилович, все не так… Все идеи на корню зарубаете… Хотя… время как раз у нас еще есть, можно сообразить, как всем выкрутиться, тем более… — Быстрая мысль пробежала у Макса в глазах, заставив его резко остановиться на месте. — Знаете, что… похоже, только что у меня появился замечательный план! Может, его будет непросто реализовать, но он вам точно понравится…

Реализация наспех придуманной Максом идеи оказалась делом непростым. Да и если говорить начистоту, даже самого плана как такового не существовало. Все, что Макс вдохновенно наговорил майору, выглядело довольно убедительно и на первых порах даже воодушевляло, однако пока что проблемы только нарастали, а судя по независимому экспертному мнению журналистов и блогеров, бодро рассуждающих о творящемся безобразии в мире искусства и правоохранительных органах, и того хуже — все направлялось к неизбежному краху и не грех уже было призадуматься о будущем существовании человечества в условиях Постапокалипсиса. Затягивались и поиски оставшихся копий, покупатели которых, будто руководствуясь мудрыми наставлениями древнего жреца, решили на всякий случай затаиться в укромном местечке. Но именно эти копии и были камнем преткновения для майора, поэтому отступать было поздно, да и некуда.

В довесок ко всему в неизвестном направлении скрылся и сам Феликс, бросив в гостинице мобильник и лаконичную записку с просьбой «забыть его навечно и больше не искать».

Записка не на шутку встревожила всех, особенно Литтона, который своими вариантами возможного исхода событий напугал даже видавшего виды пана Вишцевского, в итоге предложившего тому на выбор либо молчать, либо исчезнуть с глаз долой. Хотя после долгих и нервных монологов на тему, куда же исчез Феликс, всплыло его далекой давности интервью со вскользь упомянутым детством в Липецкой области, на что Елисей не без гордости предположил, как будучи сам художником, «когда душа сжимается в оковах грусти и печали», он бы направился ближе к своему родному дому. У майора подобная версия вызвала презрительную усмешку, как и рассуждения Макса о своих способностях в сложных переговорах. Но привлекать к тайной операции своих сотрудников было чересчур рискованно, потому, за неимением лучшего, скрипя зубами, Панфил Панфилович согласился.

Найти Феликса удалось не сразу. Только по опросам бывших друзей и родственников, аккуратно перечисленных в любезно предоставленном майором списке и отчего-то переходивших с вежливого общения на едкие замечания и сухие ответы при упоминании скандального творца, с горем пополам удалось выяснить, что Феликс в детстве часто гостил у бабушки в деревне. Бабушки уже не было, и дом давно пустовал, но каким-то внутренним чутьем Макс ощущал, что они с Феней идут в правильном направлении.

Дом сложно было назвать даже старым, скорее ветхим пристанищем, что в одинаковой мере способно вдохновить как на возвышенно-романтичные строки у последователей деревенской прозы, так и на депрессивно-меланхолические заметки для артхаусного кинематографа. Покосившийся забор, плотно заросший сорняками и дикой травой, облупившаяся краска на наличниках, пыль и паутина на деревянных подпорках. И растерянный Феликс.

Дверь была открыта, и Макс осторожно заглянул внутрь. С первого взгляда Феликса было не узнать. За эти две недели он будто осунулся и потух, исчез яркий и провоцирующий образ, стильная прическа превратилась во всклокоченные перья, одежда покрылась серыми пятнами, а сверху на плечи был небрежно накинут поблекший от солнца с одной стороны хлопковый фартук в мелких синих цветочках. Феликс сидел в углу на полу, грустно смотрел на дряхлую разбитую печку и делал наброски на выцветшей от времени газете.