Алан Гатаев - Выбор Блейка

– Кто та девочка на фотографии? – нарушил он тишину.

– Моя дочь.

– Она с женой?

– Нет. Она умерла. Тоже моя вина.

– Из-за этого вы разошлись?

– С этого все началось.

– Мне очень жаль.

– Потом погибли мои друзья. Сегодня погиб Шульц. Слишком много смертей на одной совести.

– Не знаю, что сказать. Поэтому ты решился на этот фокус с Нортоном.

– Да. Думал, все будет нормально, но мне страшно до одурения. Вообще-то я сам недавно пытался прострелить себе голову, но как-то не сложилось. А теперь, когда мне грозит смерть от чужих рук, хочется жить.

– Я ведь тоже могу не пережить этот вечер, – заметил Дженкинс. Он разлил виски по рюмкам и бойким залпом опрокинул себе в горло порцию.

– Неплохо, парень, – оценил я. – А о чем ты думал, когда тебя держали в заложниках?

– Тоже боялся. Но недолго. После пары побоев я перестал бояться. Я как-то свыкся с мыслью о возможной смерти. Временами даже приходилось скучать. Да, было жутко страшно, но, похоже, человек – действительно удивительное животное, может привыкнуть совершенно ко всему. Кажется, опять твой мобильник зазвонил.

Мой телефон сверкал и жужжал на столешнице. Звонил Дэн.

– Привет, Дэн. Что-то случилось? – спросил я будничным тоном. Для извинений все еще не было времени.

– Я просматривал вечерние сводки, – Дэн говорил ровно, будто ничего не произошло. Но я знал, что он злится. – В больницу поступил некто Фрэнк Тайлер. Множественные ножевые ранения. В критическом состоянии.

– В какой больнице? – прохрипел я.

– «Мемориальная» на двенадцатой. Я с ними созванивался. Кажется, это тот самый Фрэнк. Он в критическом состоянии, но пока живой. Думал, тебе нужно знать.

– Спасибо, – закончил я разговор с Дэном. – У Бреговича на счету еще одна жертва.

– Кто на этот раз? – воскликнул Дженкинс, нелепо приподнявшись на подушках.

– Друг. Это он рассказал про девушек и про Нортонов. Он участвовал в том ритуале пятнадцать лет назад.

– Почему ты мне сразу о нем не рассказал?

– Вот поэтому.

Мне нужно было выпить. Мои руки тряслись от волнения, в горле пересохло. Я пошел на кухню, взял стакан покрупнее и наполнил его виски, который принес Дженкинс. Не чувствуя вкуса жидкости, я выпил ее в два глотка.

Я полностью потонул в себе, поэтому не услышал звука открывшейся двери. Его выдала только тень, бесшумно скользнувшая у меня за спиной. Со всей полупьяной дури я развернулся, пытаясь заехать ему стаканом по голове, но промахнулся. С нечеловеческой быстротой тень метнулась вправо, опрокинув меня на землю. Я повлек за собой посуду, послышался грохот. Я заметил, как клинок сверкнул над моей головой, но успел выкинуть руку. Это выиграло для меня драгоценные секунды, и я пнул его стопой в колено. Брегович вскрикнул и отскочил назад и, не давая мне опомниться, бросился в новую атаку. Лихорадочно отползая назад, я уперся спиной в стену и от страха закрыл голову руками, выставив вперед локти. Все, что я запомнил, – это звук выстрела и глухой грохот. Когда я развел руки, то увидел Бреговича, валявшегося на полу лицом вниз. Зачем-то Дженкинс еще два раза выстрелил в Бреговича. Из ран на его теле потянулись протяжные струйки дыма, кровь растеклась багровым пятном на узорчатом полу кухни. Я встал на ноги и осмотрел свое тело. Из левой руки торчал нож. Из раны тоненькой струйкой сочилась кровь.

– Так быстро. Даже не верится, – проговорил Дженкинс, застыв над телом Бреговича.

– Вот только ногой его не пинай. Зачем ты в него еще два раза пальнул?

– На всякий случай, – повел он плечами. Я не стал говорить вслух, что он сработал на славу. Я остался жив. У меня даже поднялось настроение. – Звони своим. Все закончилось, черт побери. Нужно убрать труп из моей квартиры как можно скорее, – тараторил я взволнованно.

– Только нож не трогай, – предупредил Дженкинс. – Кровь пойдет сильнее.

– Не учи ученого, – ответил я. Мы оба были на взводе. Адреналин стучал в висках. Руки тряслись, мы оба пытались отдышаться.

– Да, и вызовите скорую. Тут агент ранен, – кричал в трубку Дженкинс, как сумасшедший. Я громко рассмеялся, глядя на него. Он сначала смотрел на меня, как на безумного, а потом сам залился безудержным смехом.

Пятница. 11:50.

Фрэнк выглядел совершенно беспомощным. Он лежал в палате реанимации, замотанный в бесконечный пучок проводов от аппаратов жизнеобеспечения. Вокруг него, как в кабине звездолета, была куча разных мониторов, некоторые из которых мерзко пищали. Хотя это было хороший знак – он все еще был жив. Из палаты Фрэнка вышел врач с большой кипой бумаг. Врач выглядел слегка уставшим, но поговорить со мной не отказался.