Алан Гатаев - Выбор Блейка

В этот самый момент я уловил едва различимую гримасу боли, тотчас растворившуюся на лице Эдлера. Потом он напряженно выпрямился на стуле и сложил руки в замок. Я стал чувствовать себя увереннее.

– Насколько я понял из заметок, которые она мне показывала, статья была о высокопоставленных чиновниках в Вашингтоне или о ком-то из Сената. Не могу точнее сказать. Это были наброски, без имен. Тут все так делают, чтобы кто-нибудь случайно не умыкнул сенсацию. К тому же ее черновики я уже уничтожил. Простите, господа, но мне, правда, нечего больше добавить. Возможно, позже, когда вы сможете задать мне более конкретные вопросы, я смогу помочь.

Когда Эдлер вернул разговор в нужное ему русло, расточая ничего не значащие фразы о том, что весь коллектив скорбит об утрате, я взял Дженкинса под руку и, откланявшись, пошел к выходу.

– Вот где он начал врать, – объяснил я Дженкинсу уже в машине.

– Ты хочешь сказать, что мимолетная гримаса – признак того, что он врет? Объясни, какого черта там произошло? – воскликнул Дженкинс.

– Да, езжай к памятнику Джефферсону, – сказал я.

– Ты вел себя так странно, чтобы вывести его из себя, – не унимался Дженкинс, – это я понял. Но при чем тут гримаса?

– Мое поведение, как ты понял, слегка его обескуражило. Но только слегка. Ему пришлось, конечно, немного понервничать, чтобы держать себя в руках. И надо признать, до твоего вопроса о статье Мери, он вел себя весьма достойно. Но как только ты его спросил, бах – и он не сдержался. На одно мгновенье весь он стал каким-то неестественным. Он знает о ее статье больше, чем говорит. А потом он снова взял себя в руки, потому что внутренне был готов к обороне. Он вспомнил всю ложь, которую проговаривал про себя перед нашей встречей, чтобы убедить нас в своей невинности. Дальше ты мог без конца с ним разговаривать. Он уже был готов.

– Ничего из этого я не заметил. Столько времени впустую, – проговорил Дженкинс.

– Что значит впустую? Ты ничего понял? Что он должен был сделать? Увидеть твой значок и начать целовать тебе пятки, пытаясь утолить свою жажду гражданского сотрудничества с органами правопорядка? Я никогда с ним раньше не встречался. И ты не встречался. Мы не могли ничего поделать.

– Мы могли подготовиться, – бросил Дженкинс, и мое желание спорить иссякло.

Возле памятника Джефферсона Дженкинс остановил машину.

– Я тут думал о Бреговиче, – заговорил Дженкинс. – Судя по тому, как он себя ведет, он не особо-то и прячется.

– Согласен, он не так прост, – ответил я. – Мне нужно будет подумать о нашей беседе с Эдлером и решить, что делать дальше.

– Что делать мне? – спросил Дженкинс неуверенно. – Я не понимаю тебя.

– Пока что нечего понимать.

Среда. 09:00.

С самого утра я выпил три рюмки текилы, чего делать было категорически нельзя, потому что после трех должна была идти четвертая и так далее. Я чувствовал себя медведем, который проснулся слишком рано после зимней спячки и которому никак не удается уснуть обратно. Этим утром я пил потому, что хотел набраться храбрости перед визитом в суд.

Я собирался явиться в зал заседания, словно рыцарь, вести себя достойно, не упасть лицом в грязь, толкнуть длинную и складную речь и, в общем, произвести благоприятное впечатление. Хотя участвовать в бракоразводном процессе – это как чистить ковер во дворе многоквартирного дома: нельзя делать это с достоинством. Но, вспомнив разговор с женой, когда она обвинила меня в убийстве Джессики, я разбил кулаком зеркало, висевшее над приставным столиком в гостиной, а потом разнес и сам столик. Уловив свой звериный взгляд в осколках зеркала, я понял, что не смогу сдержаться, и стал пить.

Разумеется, мне пришлось отказаться от затеи посетить суд, и мой адвокат вылил на меня вереницу из фактов и необходимостей, но все было без толку. В конце концов, я собрал остатки разбитого алкоголем сознания и сообщил адвокату, что у меня дела. Единственным спасением было спуститься под землю к Фрэнку.

– Я не пошел в суд, Фрэнк, – проскулил я, спустившись в его логово.

– Тогда, братец, лови торпеду! – воскликнул он и протянул мне стакан с «Мери Лу». На этот раз жидкость была теплая, и после первого же глотка меня пригвоздило к подобию кровати из офисного хлама.

– Это значит, что все будет плохо? – поинтересовался я у него.

– В общем и целом, да. В этой стране, дружок, не любят самцов, ищущих свободу от социальных обязательств. Ты должен лишиться всякой возможности на восстановление себя в качестве полноценного члена мужского сообщества с правом тратить заработанные деньги на что-то кроме тампонов своей бывшей жены.