За полезной беседой мы приблизились к вольеру с цесарками. Над пузатенькими серыми курицами с тонкими шеями колдовала женщина лет сорока пяти в белом халате. Рядом суетилась молоденькая помощница подай-принеси.
— Амалия Аскольдовна, — тихо, с ласковым придыханием произнес дядя Толя. — Начальник ветотдела…
Начальник ветеринарного отдела была женщиной роскошной. Не зря говорят, в сорок пять — баба ягодка опять. Вокруг нее словно колыхалось голубоватое облако, и даже девчушка-побегушка перед ней немного трепетала. Не говоря о цесарках.
— А почему шепотом? — спросил я так же тихо. Хотя мелькнула у меня догадка: видать, дядя Толя к воздушной ветеринарше неровно дышит.
— Меня красивые имена в дрожь бросают, — признался разомлевший шкипер Юша. — Амалия Аскольдовна… Мурашки по коже. Имена — дело тонкое. Вот ты при знакомстве как назвался? Шурик. И всё.
— Что всё? — не понял я. — При чём тут Шурик? Это же не Амалия.
— А сказался бы Александром — не получилось бы у нас с тобой мишпухи, как говорит дядя Ёся. Не снюхались бы.
— Почему?
— Понимаешь, Шурик — имя свойское, воровское. Раньше шуриками настоящую братву называли, чистых по жизни. Ну, перекликается: шурик-жулик. Воры, к слову, называют себя либо Шурик — Захар там, Устимовский, — или, скажем, Саша — Саша Север. Помнишь: «Владимирский централ, Шурик Северный»…
Как раз во время очередной арии ветеринарша Юшу и заметила.
— Анатолий Ефимович! — позвала она. — Принесли? Давайте быстрее!
— Лечу! — на миг мне привиделось, что шкипер и в самом деле воспарил воздушным шаром. — В лепшем виде!
Он впорхнул в вольер, едва не застряв в калитке, и грузно приземлился у ног шахини на подошвы своих тяжелых ботинок-говнодавов. Земля дрогнула. Цесарок подбросило и шмякнуло.
— Где? — коротко спросила ветеринарша.
— Вот! — Юша гордо протянул ей заветную бутыль.
Лицо зрелой красавицы окаменело. От неё дохнуло холодом Хозяйки Медной горы.
— Это что? — ледяным тоном спросила она.
— Это… лекарство вроде, — растерянно сообщил Юша, по тону прелестницы предчувствуя нехорошую непонятность.
— Какое?
— Откуда я знаю… Вы же ветеринар.
— Вам кто его дал?
— Ну, эта… Типа Светлана. Или Марина?
— Я русским языком просила — метилхлорпиндол! Что непонятного? Это порошок! А вы что принесли? Вы порошок от жидкости в состоянии отличить? Лариса, бегом, одна нога здесь, другая — сама знаешь где! Пять минут, время пошло!
Шкипер стоял и обтекал, как обосранный юнга.
Амалия Аскольдовна снова повернулась к нему.
— И как тут прикажете работать? — вопросила она Юшу уже ровным, но грустным мелодичным голосом. — Вы вот это хотя бы можете выразить в слове… А мне что делать? Не владею я вашей лексикой. Да и не люблю, признаться. Издержки воспитания. Но ведь никаких нервов не хватит!
Ветеринарный доктор горько склонилась над цесарками. А мы с дядей Толей пошлепали прочь от вольера, как две макаки.
— Вот сейчас ничего не говори, — предупредил шкипер. — Во избежание. Сцуко, фуль я смолоду в студенты не подался? Нет же, хавиру ковырнул! А Светке за этот пропердол еще аукнется…
Неожиданно из-за спины Юши опять раздался нежный голос Амалии:
— Анатолий Ефимович!
Юшу развернуло, как фигуриста Плющенко, — тремя тулупами.
— Да, Амалия Аскольдовна!
— Забыла сказать: вас директор разыскивает! Срочно. А мобильный ваш не отвечает.
— Как так? — Юша бешено захлопал по верхним, нижним и задним карманам, как внезапно воспламенившийся гражданин. — В кабинете, видать, оставил! Спасибо, Амалия Аскольдовна!
— Да не за что. Только поторопитесь: уже минут двадцать прошло. И не обижайтесь за то, что я на вас набросилась. Сами понимаете…
Шкипер расцвел.
— Да что вы! Да я… Вы же знаете…
Но Амалия к тому времени снова отдалась цесаркам. Уж извините за неудачное выражение. Издержки воспитания.
— Почему ж я, падло, в фельшеры не пошёл? — снова мрачно задумался Юша. — Вот не поверишь, Шурик, как мне нужна жертва… И прямо сейчас.
— Какая жертва?
— Любая. Ты бы тоже, к примеру, сгодился. Но не судьба.
Я мысленно возблагодарил судьбу.
В тот момент ни я, ни Юша не подозревали, с какой катастрофической скоростью некоторые молитвы доходят до Господа.
В кабинет к Гликману мы ввалились на пару. «Набздюм», как говорит дядя Толя. Кроме директора зоопарка, у массивного рабочего стола вполоборота к нам расположилась дама недалеко за пятьдесят. Она придавила полными грудями столешницу (кажется, та даже слегка прогнулась); по обе стороны стула свешивались крупнофилейные части дамского тела. Женщина повернулась к нам и полыхнула печальными воспалёнными очами. Мне тут же вспомнился старинный анекдот насчёт бегемота, у которого красные глаза, чтобы легче прятаться в помидорах. Кстати, почему, как только я захожу на территорию зоопарка, мысли мои наполняются бегемотами? У нас ведь всего один бегемот — Гоша, и то карликовый. На парашу к которому Юша грозился меня направить.
Читать дальше