Наталья Александрова: Особенности кошачьей рыбалки

Мозжухин, который и прежде выглядел не лучшим образом, еще больше побледнел, глаза его расширились.

— Ничего не знаю… — пролепетал он. — Вообще, мне еще нельзя долго разговаривать…

— Вот и не тяни, — оборвал его Маркиз. — Чем скорее ты мне все расскажешь, тем скорее я уйду. И не забудь — я тебе жизнь спас, так что уж пять минут разговора я всяко заслужил!

— Да я и не знаю почти ничего… — все еще мялся Мозжухин. — Я там был человек посторонний…

— Вот тем более! Значит, тебе нечего бояться!

— Ага, как же… Ну ладно… я тогда работал на станции скорой помощи водителем… ну, да ты знаешь. И был у нас один фельдшер… подозрительный такой. Звали его Гена. Из блатных, что ли. Иногда мы с ним ездили на левые вызовы…

— Что еще за левые вызовы?

— Ну, раны огнестрельные… оказать помощь, и чтобы никуда не сообщать. Или передоз…

— Понятно.

— Платил Гена за такие вызовы прилично, но сам, видно, гораздо больше имел. Ну вот, подошел он ко мне в тот день и говорит: надо съездить по одному адресу, только чтобы никто про это не знал. Ну, надо так надо. Приехали мы в тот переулок, Гена мне и говорит: бери носилки, нужно человека одного вынести. Нужно так нужно. Взял я носилки, вошли мы в дом, Гена консьержке сказал, в какую квартиру. Только мы в ту квартиру не поднялись, а прошли через парадную, и в закутке за лифтом ждал нас пожилой мужчина. Не раненый и не больной, только нервный очень. Мы с Геной носилки разложили, человек тот на них лег, Гена его простынкой накрыл и маску надел кислородную. Вынесли мы его из дома мимо той же консьержки, загрузили в машину и поехали. Как только от дома отъехали — пассажир наш с носилок слез и Гену спрашивает: «Куда мы сейчас едем?» А Гена ему: «Куда надо, туда и едем». А мне он еще до того сказал, что мы, как больного заберем, не прямо к себе на станцию поедем, а сперва на Обводный канал, где склады большие, еще дореволюционные. Я, значит, ничего не спрашиваю, прямо к тем складам еду. Как доехали, Гена пассажиру нашему говорит: вот, мол, и приехали. Тот ему: «Почему такое место странное? Мы, — говорит, — с твоим шефом не так договаривались! А Гена ему: «Вот с шефом сейчас обо всем и поговоришь, а я — человек маленький, что мне велели, то я и делаю». Пассажир нервничает, не хочет идти. А Гена ему: «Кончай, дядя, волну гнать, раньше думать надо было, а сейчас пошли, если не хочешь, чтобы я тебя силком тащил». В общем, вышли они вдвоем из машины, подошли к воротам, постучали. Ворота приоткрылись, пассажир туда вошел, и Гена за ним, а мне велел ждать. Ну, я припарковался в сторонке, сижу себе. Проходит минут двадцать, выходит Генка встрепанный весь и злющий, как собака. А я еще спрашиваю, где тот-то. А он как рявкнул: «Не твое дело, и вообще забудь, что его видел!» Потом вроде успокоился маленько и велел мне на этот раз ехать на станцию. И чтобы, говорит, никому ничего не рассказывать. Мол, ездили на Суворовский проспект, да только зря прокатались — ложный вызов оказался. И денег мне дал. Много. Гораздо больше, чем в прежние разы. «Это, — сказал, — за молчание». А я потом долго еще того пассажира вспоминал — как он не хотел из машины выходить.

— А что Гена?

— А Гена на следующий день пропал. Не вышел на работу и по телефону не отвечал. А через два дня выясняется, что попал он в аварию со смертельным исходом. Машина в овраг свалилась, бензобак взорвался, остались от Гены одни головешки. Так и хоронили в закрытом гробу. И какие-то типы криминальные там крутились, все про Гену расспрашивали. Я тогда тоже решил на всякий случай работу поменять. Сперва таксистом устроился, а потом один знакомый парень предложил бизнесом заняться, подержанные машины ремонтировать и продавать. Тут мне как раз пригодились те деньги, что Гена дал. Дело у нас хорошо пошло, так что через два года я уже сам машины не чинил, только финансами занимался. Так и пошло… А потом вообще в Тверь переехал — жена у меня там образовалась. Встретил хорошую женщину, детишек у нас двое, а тут такое… — Мозжухин пригорюнился.

Тут дверь палаты открылась, на пороге появилась сестричка и строго проговорила:

— Эй, племянник, пора и честь знать! Вы своего дядю не жалеете, ему так долго разговаривать нельзя!

— Ухожу уже… — Леня наклонился и сказал Мозжухину на ухо, чтобы был поосторожнее пару дней, а там уж все как-нибудь разрешится.

— Да понял уже, — вздохнул Мозжухин, — мне еще детей вырастить надо…

Ухо подъехал к дому в Безымянном переулке в третьем часу ночи. В это время все законопослушные граждане спят особенно крепким сном, и разбудить их трудно. Именно поэтому всевозможные злоумышленники, те, кого поэтичные французы называют фаворитами луны, назначают на это время свои операции.