Татьяна Луганцева - Запутанная нить Ариадны

— Я видела ее на репетиции, — сказала Аделина, — и Евгения, конечно, молодец. Вы правы, хватка у этой женщины железная.

— Только один момент огорчал — пока вы не могли быть с вашим сыном. И вы доверили его подруге Клавдии, которая вас сдала. Ну, все мы люди… Клавдии вы сказали, что сестра умерла, а вы просто хотите занять ее место. Мол, выпал шанс изменить жизнь. Но Клавдия по секрету нам сказала, — понизил голос Валентин Рудольфович, — что вы такая злобная стерва, что она не верит ни одному вашему слову и догадывается, что вы убили сестру. В колонии она каждый день слышала, как вы возмущались, почему одной все, а другой ничего? Но за деньги решила помочь вам с ребенком. Хотя кого я обманываю? Деньги тут ни при чем. Клавдия до смерти боялась вас!

— Страх — неплохое качество. И ведь все шло по-моему. Я не понимаю, как вы вообще вычислили, что я не Маргарита. Этого не должно было произойти.

— Вы правы, вас трудно было вычислить, и оставалось бы уповать только на волю божью! Чтобы потом, когда вы умрете и с таким же милым выражением лица засемените к воротам ада, вас остановил бы апостол Петр и, качая головой, сказал что-то типа: «Как не стыдно, девушка? Совершили убийство сестры и всю жизнь прожили припеваючи, не испытывая мук совести. И умерли в кровати сестры в окружении детей, внуков… в вязаных носочках из овечьей шерсти». Вы бы, конечно, возразили, ну как вы это умеете: «Столько лет прошло! Я заслужила!» Бла-бла-бла… А апостол Петр стукнул бы вас посохом по лбу и произнес: «Господь все видел и был не в восторге от ваших поступков. Поэтому ступайте туда, где вам самое место, — в ад».

— Я не верующая, — хмыкнула Евгения. — И умирать пока не собираюсь. И потом, женщин в России не сажают на пожизненное, рано или поздно выйду.

— Вам сколько? Лет тридцать пять? Да, через двадцать лет вы будете еще ого-го!

Евгения поджала губы.

— Подонок! Какой ты подонок! — сказала, словно плюнула, она. — Откуда ты только взялся? Как все вынюхал, все разузнал? И эта… несостоявшаяся актрисулька, — посмотрела она на Аделину, — сама бы ни о чем не догадалась без этой ищейки.

— Вот это вы напрасно! Первой на вас обратила внимание именно Аделина. Так что можете ее пламенно поблагодарить, — улыбнулся Колесников. — Ну что ж, господа, кульминация! Понятно, почему вы ненавидели сестру, понятно, почему Олег разлюбил жену… так сказать, «разлюбил я одну, полюбил я другую», — пропел каким-то противным голосом Валентин Рудольфович. — Теперь осталось узнать: как вы убили Маргариту и где тело? — спросил криминалист.

Олег нервно передернул плечами.

— Проломили череп в загородном доме, и всё. А потом сожгли, — ответила Евгения, сжимая и разжимая кулаки.

— А пепел развеяли по ветру? И ничего не осталось? По Станиславскому — не верю!

— Почему не осталось? — зло посмотрела на него Евгения. — Останки захоронили в саду под деревом.

— И что это за дерево в вашем «Вишневом саде»? — усмехнулся Валентин Рудольфович.

— Самая большая яблоня! — в его же манере ответила Евгения.

— А мы проверим.

— Кто бы сомневался. Не бойся, гражданин начальник, правду говорю, раз уж поймали. Найдете там останки моей сестренки.

— Кто нанес удар? — спросил Колесников.

— Я, — ответила Евгения.

— Стоило это того?

— Я ни о чем не жалею! Я год жила жизнью, о которой мечтала, — ответила Евгения.

Валентин Рудольфович достал из кармана рацию и щелкнул кнопкой.

— Все слышали? Записали? Ну, как говорится, пакуйте!

— Я не знаю, как это произошло, я сейчас вообще в идиотском положении. Как я могу сказать, что сожалею, когда лежу в постели с самой роскошной женщиной? Но морально я уничтожен, — сказал Валентин Рудольфович Аделине.

Они лежали обнявшись на широкой кровати в его спальне.

— Что так? — посмотрела на Колесникова Ада.

— Я женюсь через две недели.

— Серьезно? — удивилась Аделина. — На мне?

— Это не смешно. Ее зовут Ева, и я никогда ей не изменял.

— Вы все так говорите, — сказала Аделина.

— Я не могу отвечать за всех, я могу со стопроцентной уверенностью сказать за себя. Я даже не знаю как…

— Правда? — Ада встала с кровати. — Рассказать, как ты это делал? В деталях?

— Не обижайся.

— Да куда мне! — Аделина принялась нервно одеваться. — Вчера ты не говорил мне про свою невесту.

— Я — подонок, я знаю, — вздохнул Колесников.

— Ты — гений! Ты такой умный, что я потеряла голову. Как ты раскрыл это дело! Это был высший пилотаж!