Ольга Степнова - Щит и меч Венеры

Мы лежали на спине, держались за руки и пялились в потолок.

— Я люблю Константина Жуля. Я спасу… — В горле пересохло, и я больше не смогла говорить.

— Нокаут, — хриплым голосом отозвался Щит.

Мы еще полежали немного, слушая, как рикошетят от матов наши сердца.

— Слушай, Ася, я сейчас тебе все расскажу. Пока я еще не до конца осознал, что между нами произошло, я все тебе расскажу!

Пожалуй, я шлюха, решила я.

Мне удалось завоевать титул Мисс, ни разу не пустив в ход такой пошлый прием, как доступ нужных людей к своему телу, а тут… чтобы добиться правды от этого спортсмена…

Или совсем не ради того?

От ужаса я зажмурилась. Как ни крути, а получалось, что я отдалась первому встречному в большом, гулком зале, на не очень чистых и пыльных матах, хранивших следы чужих потных тел. Да, я стопроцентная шлюха, и нет прощенья бабуле, которая в сложный момент моей жизни вместо того, чтобы образумить меня, несла полную околесицу.

— Понимаешь, Ася, — продолжил Дьяченко, — Григорий Акимович мне не родной отец. Мои родители погибли, когда мне только-только исполнилось шесть лет. Меня хотели определить в детдом, но Якушев забрал меня к себе. Усыновить он меня не мог, так как жил абсолютно один, да и возраст его, кажется, не совсем подходил для этого. Он оформил опекунство, где-то с кем-то как-то договорился, и я переехал жить к нему, в его маленький, неказистый домик в частном секторе. Квартиру моих родителей он закрыл и сказал, что я поселюсь там сразу, как только вырасту и решу жить отдельно. За все годы батя ни разу не пустил туда квартирантов, хотя у нас всегда было негусто с деньгами.

Якушев был мне никто, даже не родственник. Просто дядька, наряженный клоуном, который за десять рублей катал меня на своей скрипучей повозке, разукрашенной воздушными шариками. Я даже в пять лет понимал, что клоуны, это обычные люди, которые рядятся в смешные костюмы и веселят людей, чтобы зарабатывать деньги. Я знал, что клоуны просто делают свою работу, как кондукторы в трамваях, или продавцы в магазинах.

Я был одним из тех пацанов, которые по десять раз на дню залезали в повозку и катались по маршруту Патриотическая — Театральная. Я не знаю, как Якушев узнал, о том, что погибли мои родители, и что никаких родственников на всем белом свете у меня не осталось. Он просто пришел и забрал меня жить к себе. Сначала я звал его дядей Гришей. Но не прошло и полгода, как слово «папа» вырвалось само собой.

Он не заигрывал со мной, не пытался понравиться, он просто жил, привлекая меня ко всем своим взрослым делам и проблемам, а сам искренне интересовался моими детскими радостями и горестями.

Он научил меня простым и нужным вещам: быстро чистить картошку, жарить яичницу, заваривать чай, орудовать молотком и плоскогубцами, ухаживать за цветами, он… научил меня жить просто и радоваться самым обычным вещам. Он одевал меня с рынка, а прокорм нам почти полностью обеспечивал маленький огородик у дома. У нас был скупой, мужской быт с простой едой, недорогой одеждой и нехитрыми развлечениями. Но я никогда не чувствовал себя бедным! Буб внушил мне, что самая большая ошибка людей — мерить все материальными ценностями. Он говорил, что самое главное все равно не купишь — красоту, любовь, здоровье, доверие, преданность, уважение. Я ему верил, Аська, безоговорочно верил. Мне казалось, что только так и нужно жить — просто и весело. Я очень гордился, что мой батя — клоун, который зарабатывает на жизнь тем, что дарит людям хорошее настроение. Кстати, мы жили с ним не только на то, что он зарабатывал с Корчагиным на повозке. Батя получал еще пенсию, но никогда не рассказывал мне о своей прошлой жизни, о том, где он работал, и я почему-то свято уверовал, что он всю жизнь был клоуном.

В семь лет он отвел меня в первый класс. Ася, мы одиннадцать лет проучились с тобой в одной школе, в параллельных классах — я в «Г», а ты в «Б»! Неужели ты не помнишь меня?!

— Нет.

Может, переспать с одноклассником не так безнравственно, как с малознакомым спортсменом?! Может, стоит сказать, что я отлично помню его?

— Нет, — повторила я.

— Ну еще бы! Ты с первого класса была красавицей. Высокая, с длинными, очень светлыми волосами, огромными голубыми глазами и гордой осанкой. Ты была благородной, возвышенной, да к тому же еще и отличницей! А я… я маленький заморыш, ниже всех в классе, щуплый, чернявый, со спутанными кудрями, которые не брала ни одна расческа. У меня были сплошные тройки в первом классе, и двойка по чистописанию. Еще бы ты меня помнила!