Ольга Степнова - Щит и меч Венеры

— Да… Но я не верю.

— А так? — Щит вдруг сделал сальто, потом другое, остановился в глубине темного зала и запел песню, под которую я засыпала и просыпалась долгие годы:

— Путешествует по миру

Одинокий пилигрим,

И, терзая мандолину,

Напевает себе гимн:

«Миромирроу, миромирроу,

Я для всех неуловим…

— Миромирроу, миромирроу, я счастливый пилигрим, — допела я за него и заревела. И вспомнила сон, который приснился мне на диване за ширмой: Бубон оборачивается, он без грима, без красного носа, и у него молодое, загорелое лицо Дьяченко.

Я ревела и медленно осознавала весь ужас происходящего. Значит, последние полтора года я разговаривала не с Бубоном, а с… этим тупым кикбоксером?.. Это ему я исповедовалась той ночью под дождем, ему призналась в своей любви к Жулю?! Это ОН не бросился меня утешать, а произнес пространный и дурацкий монолог о счастье?!! Это ОН звал меня пить кофе и называл Мисс Вселенная!!

— Ты… гад, — прошептала я. — Ты предал меня, мое детство, мою мечту, мою улицу и моего… клоуна!! Я выворачивала душу перед Бубоном, а не перед тобой! А ты слушал, слушал, слушал, и не остановил меня! Сволочь! Сволочь!! — Я бросилась на него и, размахивая кулаками, стала бить размалеванное лицо. Он не пытался прикрыться, стоял и смотрел на меня нарисованными глазами, с улыбкой, которая издевательски краснела от уха до уха.

Я стала молотить его по плечам, по груди, хотела лягнуть в пах, но он неожиданно перехватил мою ногу и сказал:

— Хватит. Мне твои удары, как слону дробина. Наверное, пришло время сказать, что я очень давно и очень сильно люблю тебя.

— Что?! — Я выдернула у него из рук свою ногу и чуть не упала, потеряв равновесие, но Щит подхватил меня и прижал к себе так, что сопротивляться не было смысла.

— Я те-бя, дав-но и безнадежно люб-лю, — тихо, по слогам произнес он. — Я тебя люблю, и это была основная причина, по которой после смерти отца я стал Бубоном. Другого способа часто видеть тебя и разговаривать с тобой я не придумал. Кто была ты, и кто — я? Ты и не посмотрела бы в мою сторону, не стань я Бубоном.

Наверное, со мной приключилось временное помешательство. Я захохотала.

— Любит он меня! Лю-бит! И поэтому стал Бубоном!! Ха-ха, видели этого идиота?! Ты врал мне! Каждый день врал! О какой такой любви ты говоришь? Ты, тупой кикбоксер, у которого вместо мозгов мышцы! — Я сорвала с него парик и манишку. Потом одним рывком разорвала рубашку. Потом спустила с него розовые штаны. Одним словом, раздела. Он совсем не сопротивлялся. Этот идиот под своим костюмом оказался абсолютно голым, но это меня не смутило. Можно сказать, что я этого не заметила. Я колотила его, и плевать мне было, что мои удары для него ничего не значат. Зато для меня они много значили. Похоже, он понимал это, потому что дал мне себя избить. Остановилась я только тогда, когда совсем не осталось сил. Даже на маленький, слабый ударчик, даже на щипок, тычок, укус или вялую пощечину.

— Ну все. — Он меня сгреб в охапку, на этот раз очень надежно и крепко, уткнулся в затылок и сказал, обжигая дыханием: — Никто в жизни меня так не бил.

Только тут я поняла, что он стоит рядом со мной совершенно раздетый, что клочья, в которые я превратила его костюм, лежат у меня под ногами, что нет никаких сил сопротивляться его близости, его горькому запаху, его жару и его железной мускулатуре.

— Все, — прошептала я и не подумала отшатнуться, когда он закрыл мои губы своими и начал жадно изучать меня руками, губами, каждой клеткой своего существа.

«Нет, ну какое тело! — не к месту ожил голос бабули. — Какое отличное, сильное, красивое тело!»

«Бабуль, ты всегда учила меня, что главное в человеке — душа!», — простонала я.

«Конечно, душа! Но какое у него тело! Потрогай плечи, спину и ниже…»

«Он спортсмен! И возможно — преступник!!»

«Ой, это так заводит!»

«Бабка, я тебя не прощу…, никогда не прощу, я уже трогаю… его плечи, и спину, и ниже…»

«Маты, маты, там в углу были такие удобные маты!»

«Кажется, назад пути нет! И виновата в этом ты, гениальная исполнительница русской классики…»

«Я имела в виду, если прыгать через козла, детка!»

Бабка отключилась и на связь больше не выходила. Мы с Щитом боролись, кружились в бессвязном, сумбурном танце, пока действительно не оказались у матов, а дальше все было просто и естественно до безобразия, и старо как мир, и прекрасно, и так возвышенно, что вся низменность происходящего больше не лезла мне ни в сердце, ни в голову. У него прекрасное тело, а с душой мы разберемся потом, ведь сначала хочется слопать аппетитный кусок, а будет ли от него несварение, узнаю чуть позже…