Тестомешалки работали, тесто поднималось; казалось – прислушайся и услышишь, как оно подходит. Так что пока суд да дело мы с Джейсоном могли позволить себе выпить по чашечке кофе. Я специально купила кофеварку для пекарни: как-никак у меня теперь есть помощник, который ни крошки на полках не оставляет – все подъедает.
– Дэниел заходил? – поинтересовался Джейсон, уплетая остатки вчерашней выпечки.
– Еще нет, – отвечала я, стараясь не показать, как защемило сердце.
Дэниел работает добровольным охранником в «Супах рекой» – сопровождает фургон, который объезжает Мельбурн по ночам, подкармливая падших и заблудших. Мы познакомились с ним в то утро, когда молоденькая наркоманка чуть не испустила дух на моей вентиляционной решетке. Что всегда нужно на благотворительной кухне? Хлеб. Ну вот, Дэниел и остался у меня, и даже в моей постели, признался, что любит меня, а потом исчез. Вот уже три дня, как за хлебом заезжает социальная служащая Джен, а нести мешок ей помогает Махани.
И вот Махани явился снова. Новая Зеландия производит маори двух размеров – большого и экстра-большого, Махани же – экстра-экстра большой. В нем без малого футов семь в вышину и фута три в ширину. Ходит этот очаровательный галантный великан так бесшумно, что до смерти напугал одну задумавшуюся булочницу. Я подпрыгнула от неожиданности и чертыхнулась. Махани расплылся в улыбке – словно ясный полумесяц осветил темную улицу.
– Не можешь войти по-человечески? – напустилась я на него. С утра пораньше я не слишком радушна.
– Прости, – пробормотал он, отступая от двери.
Я вытащила мешок с хлебом. Махани взвалил его на плечи легко, словно пушинку. Наверняка ему не составило бы труда вот так же грациозно поднять и что-то потяжелее, например, небольшой автомобиль. И чего я набросилась на этого милягу? Надо держать себя в руках. Я-то знаю, в чем причина. Разве не видно, что у меня сердце не на месте? Спросить его, что ли? Он чего доброго решит, будто я хочу у него выведать что-то про Дэниела. А мне просто важно знать, куда он подевался и почему его нет уже три дня.
Джейсон оторвался от маффинов и пришел мне на выручку.
– Привет, Махани!
– Привет, Джейс!
– Джейсон, – сердито поправил его мой помощник. Прежде, когда он был наркоманом, его звали Джейс. А теперь он пекарь, и зовут его Джейсон.
Махани усмехнулся:
– Джейсон.
– Куда это Дэниел запропастился? Уже несколько дней как в воду канул.
Я готова была расцеловать этого пропахшего имбирем обжору.
– Да сестра Мэри услала его куда-то. В Балларт вроде. Спасать какую-то девицу, – сообщил Махани. – Он же мне для тебя записку оставил, еще в понедельник! – добавил он и, не опуская мешок, свободной рукой вытащил из кармана листок бумаги. – Извини, совсем из головы вылетело. До завтра!
Мягко ступая, как ходят лишь очень высокие люди, Махани вышел на Каликоу-элли. Полагаю, в стародавние бурные времена такая походочка сослужила его предкам хорошую службу и считалась генетическим преимуществом. У меня руки чесались подскочить к нему сзади и хрястнуть по макушке багетом. Ведь уже четверг!
– Такой уж он, этот Махани, – заметил Джейсон. – Да и с сестрой Мэри не поспоришь: что скажет, то и будешь делать.
– Верно, – согласилась я.
Сестра Мэри – маленькая пухленькая монашка. Сердце ее преисполнено любви и сострадания, а решимости хватит на то, чтобы заставить перо пройти сквозь могильный камень. И на то, чтобы, несмотря на протесты горожан, враждебность муниципалитета и безразличие полиции, каждую ночь развозить по городу благотворительный суп. Ради помощи неимущим сестра Мэри пойдет на все. Если она и в самом деле велела Дэниелу отправляться в Балларт, можете не сомневаться, он туда и отправился.
Я развернула записку: «Кетчеле, я уезжаю в Балларт на поиски одной девчонки. Уже скучаю по тебе и с каждым днем буду скучать все больше. Постараюсь поскорее вернуться в твои объятия. Твой Дэниел».
Ну, слава богу! А денек-то не так и плох! Я схватила Джекилл и прижала к груди. Я была готова обнять и Джейсона, но, боюсь, ему бы вряд ли пришлось это по вкусу. Джекилл тоже не выказывала особой радости, но помнила, что это входит в ее служебные обязанности, и терпеливо сносила мои нежности.
Мы с Джейсоном снова взялись за дело. Под шумок он уплел четыре вчерашние булочки и неудавшийся пирог (оказался сыроват), выдул три чашки кофе и все остававшееся молоко.
«Котенок», так звал меня Дэниел. «Кетчеле» – это котенок на идиш. Никто прежде не называл меня котенком. Толстушки редко удостаиваются уменьшительных прозвищ. Мой бывшенький, Джеймс, имел привычку – до сих пор меня тошнит при одном воспоминании – называть меня пузанчиком. И это в лучшую пору. Со временем он стал звать меня «жирной стервой». У него были на то причины: я расстроила его сделку с Сингапурским банком. Джеймс занимается тем, что плетет банковские аферы. У него своеобразное понятие об этике, он склонен к дерзким рискованным операциям – думаю, это от переизбытка тестостерона. Я с нетерпением жду того дня, когда наконец прочту его имя в списке банкротов, привлеченных к суду.
Читать дальше