Галина Куликова - Клубничное убийство

В этот момент в приемную торопливо вошла Ирина Аршанская, редактор отдела психологии, сорокапятилетняя дама — белая и гладкая, с крепким контуром лица и четко обрисованными икрами. К ее средним природным данным были приплюсованы ежедневные косметические процедуры и хороший вкус. Одевалась она в классические костюмы, талию подчеркивала тонкими ремешками, волосы стягивала в каменный пучок.

— Люся, оставьте его в покое, Белоярова в холле разговаривает с фотографом. Это она взяла журнал, так что можете так сильно не переживать.

— Я и не переживаю сильно, — громко ответила та.

В двадцать три года нелегко скрывать свои чувства. А эту даму Люся не очень любила за ее менторский тон с яркой снисходительной нотой. Тон менялся, только когда Аршанская вела передачи на радио или разговаривала с мужем по телефону. В эти моменты она казалась чудесной дружелюбной женщиной, которой можно открыть любую тайну. Глядя на нее, Люся уверилась в том, что психологам доверять не стоит.

Воспользовавшись моментом, грузчик тихо смылся, а Аршанская подошла ближе и положила на Люсин стол набитую бумагами папку.

— Для Белояровой, — коротко пояснила она. — Отдайте сразу и не затеряйте, пожалуйста. А ей принесите в холл еще несколько журналов, она потребовала. Да распаковывайте осторожно, она только что палец порезала о бечевку, раскричалась…

Когда Аршанская вышла, Люся со вздохом взгромоздила разодранную пачку на стол и принялась расправляться с упаковкой с помощью канцелярских ножниц. Если ее начальница что‑то требовала, а не просила — это значит, следует шевелиться, настроение у нее отвратительное. Тем более она кричит на фотографа. Сказать по правде, такое случалось нечасто — главный редактор была женщиной хоть жесткой и не слишком любезной, но не крикливой.

Несмотря на спешку, Люся все‑таки не удержалась и торопливо пролистала журнал. Вот они — фотографии! Аж дух захватывает. Женщины со знакомыми лицами — и при этом совершенно незнакомые. С лучистыми глазами, раскованные, прекрасные… Люся тоже могла бы стать прекрасной. Ей бы подобрали длинное платье и сделали прическу, а Люда Горенок, ассистент фотографа, накрасила губы и освежила щеки. И на этот снимок можно было бы любоваться в те дни, когда тебе особенно грустно и так не хватает чего‑то хорошего.

Та же Аршанская на фотографии выглядит просто сногсшибательно. С распущенными волосами она похожа на русалку, ее мягкие обнаженные руки как будто светятся. А до чего хороша Белоярова! Наткнувшись на снимок начальницы, Люся вздрогнула и очнулась. Нужно скорее бежать в холл, пока ее не начали искать. Она выскочила из приемной, традиционно зацепившись локтем о косяк. Раздался глухой стук.

— Уй! — сказал вместо нее появившийся из соседнего кабинета арт‑директор Свиноедов. И, сопереживая, потер собственный локоть. — Девушкам следует быть грациознее. Вы так всю красоту об углы обобьете.

Люся шмыгнула носом, как подросток, которого поймали на том, что он вытирал жирные руки о штаны. Свиноедову лучше не отвечать, себе дороже. Он цеплялся к каждому, кто попадался ему на пути. Его язык жалил, колол и рвал на части. Оппоненты уходили от него окровавленными. Впрочем, это неудивительно — человек с такой фамилией наверняка с детства наслушался всяких гадостей и, рано или поздно, должен был прийти к выводу, что все люди — убого мыслящие кретины со скудным воображением.

Правда, с Люсей до сих пор он был подозрительно сдержан. Возможно, просто присматривался.

Арт‑директору только что стукнуло тридцать, но выглядел он моложе благодаря буйным кудрям и пухлому ребяческому рту. Белоярова называла его человеком со скандальной внешностью. Булавки протыкали его кожу в самых неожиданных местах. В каждом ухе болталось по три колечка, а в правой ноздре застряла металлическая бусина, гипнотизировавшая собеседников. Поговаривали, что украшения у него есть даже в интимных местах, а на попе татуировка в виде сердца и розы. Впрочем, никто не хотел признаваться, что знает это доподлинно.

— А что это у вас такое? Новогодний номер? — спросил он, делая манящие движения рукой. — Дайте‑ка мне посмотреть.

Люся прижала свою ношу к груди и энергично помотала головой:

— Это для Аллы Антоновны, она меня в холле ждет.

— Чего вы жадничаете? — обиделся Свиноедов. — У вас же два экземпляра.

— Там еще фотограф, — пояснила Люся, страдая оттого, что ее заподозрили в жадности. — Ему тоже нужно.