Дмитрий Леонтьев - Дипломатия греха

Священник встал и направился к двери. У порога оглянулся:

— Человек гибнет не тогда, когда умирает. Он гибнет, когда перестает бороться с самим собой. Тогда он перестает уважать себя. Один раз поднять себя на подвиг куда легче, чем каждый день, час за часом, в боли, гневе, усталости и беспросветности собирать себя для самого трудного подвига борьбы с самим собой. Простите, что отнял у Вас время. Прощайте.

Двери за ним закрылись, и карандаш треснул в моих руках. Я с удивлением посмотрел на обломки, швырнул их в жестяную банку, заменявшую мне пепельницу, и, заложив руки за спину, подошел к окну. На улице отец Владимир садился за руль старенькой, видавшей виды «пятерки». Я услышал, как за моей спиной скрипнула открывающаяся дверь, и непривычно спокойный голос начальника спросил:

— Кто это был?

— Отец Владимир. Иерей из церкви, что на нашей территории. Неделю назад у них была кража, и он приходил уточнять, не было ли новостей по этому поводу.

— Ах, по тому «глухарю», — с каким-то непонятным облегчением выдохнул Никитин. — А то я уж подумал… Но как похож…

— Кто на кого? — устало спросил я.

— Священник этот, — Никитин подошел ко мне и встал рядом, провожая взглядом отъезжающую машину, — вылитый Разумовский… Только с бородой. Но Разумовский — и священник?!.. Нет, это невозможно.

— А кто он, Разумовский?

— О, это целая легенда… Я тогда работал в Октябрьском районе. В соседнем отделе был опер, такой же амбал, как этот отче, тоже красавец, любимец женщин, смельчак невероятный… Богатырь. Ударом кулака мог дверь вышибить. Тогда вовсю плодилась вся эта шушера — рэкетиры, бандиты, аферисты… Мы все думали, что это временное явление, и работали по старинке: закон, закон, и еще раз закон… Разумовский первым из нас понял, что это и как с этим следует бороться… Ох, и крут был мужик. Бандиты его как огня боялись. До милиции парень в Чечне взводом командовал… А три года назад исчез — ни слуху, ни духу. Никто ничего не знал толком. Быстро уволился и уехал. Ходили слухи, что его девушку, которая поехала в отпуск в Гудауту, местные бандиты изнасиловали и убили… Но это дела старые, — спохватился он.

— Семен Викторович, — спросил я. — А как звали Разумовского?

— Как звали? — переспросил начальник, морща лоб. — Да и не припомню уже, столько воды утекло… Андрей… Андрей Павлович… Нет… Андрей Петрович. Да, именно так: Андрей Петрович Разумовский.

Я дождался, пока дверь за ним закроется, набрал номер телефона, продиктовал пароль и свою фамилию и попросил:

— Девушка, мне нужны данные владельца автомашины «ВАЗ-2105», зеленого цвета, номерной знак… Да, жду… Записываю… Андрей Петрович Раз… Спасибо… Подождите, подождите! Адрес там есть? Отлично, давайте адрес.

Квартира располагалась на втором этаже серого блочного дома. Я долго в нерешительности стоял у крашеной металлической двери, прежде чем нажать кнопку звонка. Разумовский открыл так быстро, словно стоял под дверью, ожидая моего прихода. На иерее были лишь черные джинсы и кожаные туфли. Голый торс, перевитый канатами жил и бронированный пластинами массивных мускулов, лоснился от пота.

— Проходи, — посторонился он, пропуская меня в квартиру. — Извини за неподобающий вид, я немного разминался…

Я вошел и огляделся. Обычная однокомнатная квартира с недорогой, уже изрядно подержанной мебелью, но очень чисто и очень уютно. В углу комнаты стоял небольшой домашний тренажер, скамья со штангой, на настенном ковре крест-накрест были прикреплены две сабли. Разумовский перехватил мой взгляд:

— Это со старых времен, — пояснил он, натягивая футболку. — Я имею в виду сабли. Сейчас даже на штангу времени нет… Да и не приветствуется это моим начальством.

— Ну, насколько я теперь знаю, начальству-то ты никогда не старался угодить… батюшка, — улыбнулся я.

— Это точно. В угро считали, что я — блаженный, в церкви — что одержимый. Где золотую середину найти?

— В смирении.

— Смириться с существующим положением вещей значит помогать только словом, а в наше время слова бывает недостаточно. Я так считаю. И потому для своего начальства я такой же неудобный, как и ты… Садись за стол.

Я устроился на мягком диване, возле которого стоял низкий журнальный столик. Разумовский принес с кухни тарелку с нарезанным тонкими кусками салом, шипящую на сковороде яичницу, открыл банку томатов, нарезал хлеб и наконец, поставил хрустальные стопки и графин с прозрачной жидкостью.