Сергей Нуриев - Идолов не кантовать

Все это время клетчатый околачивался неподалеку и испепелял Потапа взглядом. Ему тоже хотелось что-нибудь купить, но спекулятивные цены туристов приводили его в уныние.

Подобревший Мамай поманил бедного турка к себе, показывая ему линолеум.

— Эй, эфенди! Киль манда! Иди сюда! Бери за два бина, шайтан с тобой.

При слове "шайтан" эфенди напрягся и зловеще повел усами.

— Шучу, шучу, — улыбнулся Потап, — бери за бин. Бир бин, понимаешь?

Турок понял и с готовностью протянул мятую бумажку — должно быть, все, что у него было.

У клетчатого оказалась легкая рука. Следом за ним подошел бородатый старик, долго смотрел на линолеум слезливыми глазами и в конце концов купил два куска за четыре бина.

Не теряя времени, Потап отправился на стройку в третий раз с явным намерением распродать оставшийся строительный мусор. Суровое наказание за воровство давно отбило у турок охоту покушаться на чужое добро. Даже если оно будет валяться на земле — редкий турок отважится его поднять. Приятно пораженный этим открытием, Мамай решил стать посредником между бесхозным имуществом и законопослушными гражданами Турции.

Но его опередили. Разгадав слабость восточной натуры, какой-то ловкий проходимец уже перерыл весь участок и утащил с него все полезные вещи. Здесь чувствовалась лапа соотечественника.

Не найдя ничего подходящего, Потап захватил с собой пыльный кусок трубы, который удалось сбыть за три бина лишь через час.

Жара стала невыносимой. Асфальт накалился так, что было удивительно, как это автомобили не прилипают к нему шинами. Туристы пили пиво и пепси, глазея на витрины магазинов. Не снимая пиджаков, почтенные эфенди курили сигареты и высокомерно поглядывали на приезжих, храня в уме какую-то старую янычарскую тайну.

Голый по пояс, в белой панаме, изнывая от солнца, Потап все еще сидел на базаре и лениво отмахивался от мух и пожилого турка. Эфенди стоял над ним уже целую вечность и гнусавым голосом предлагал двадцать бин за сушилку-кипятильник. Продавец настаивал на двадцати пяти.

Но вот рядом с башмаками турка остановились чьи-то голые волосатые ноги в сандалиях, и вежливый голос спросил:

— Почем ваши сушилки, товарищ?

— Ирми бэш.

— Ирми бэш? А это сколько?

— Сколько, сколько! Сколько надо, — угрюмо ответил Потап, неожиданно обнаружив, что не может перевести "ирми бэш" на русский.

Он полез в словарь, чтобы вспомнить родной язык, но незнакомец задал уже другой вопрос:

— А вы не знаете, кипятильники здесь спросом пользуются?

— Еще бы! С руками отрывают…

Потап хотел высказать еще несколько замечаний, но вдруг осекся. Голос соотечественника сразу показался ему подозрительно знакомым, но теперь он его узнал. Экс-председатель поднял глаза — перед ним, в шортах, майке и красной бейсболке, стоял Христофор Ильич Харчиков собственной персоной. Он озабоченно оглядывался по сторонам и еще не ведал, какая встреча его ожидает. Потап быстро надвинул панаму на самые брови, оставляя в поле зрения только коричневые сандалии. Упитанные ножки Христофора Ильича засеменили в обратном направлении и вскоре затерялись среди множества других разнообразных ног.

Вскоре, отдав сушилки по сходной цене, Мамай отправился на поиски красной кепки.

Харчиков обнаружился в конце торгового ряда.

Затесавшись между двумя продавцами сигарет, он сидел на раскладном стульчике и грустно взирал на свой товар. Судя по его кислой мине, торговля шла вяло.

Потап мельком оценил предлагаемый соратником ассортимент, с удивлением опознал похищенный со стройки линолеум и, придав голосу строгость, спросил:

— Родину распродаешь?

— Товарищ… Мамай… — оторопел Христофор Ильич.

— Никаких фамилий, — процедил Потап, довольный произведенным эффектом. — Не забывайте, что мы находимся на вражеской территории.

— Понимаю.

— Вы что здесь вообще делаете?

— Так ведь… — молвил Харчиков в полном замешательстве, — подрываю ихнюю экономику. А вы?

— По заданию центра.

— Ну и как?

— Трудное дело, — проговорил председатель, озабоченно озираясь, — темный народ. По-русски ни бельмеса не понимают. Турки, одним словом.

— Да-а, турки — они и в Турции турки.

Потапу не терпелось узнать новости козякинской жизни.

Христофор Ильич нехотя свернул торговлю, уложил кипятильники в сумку и понуро поплелся за невесть откуда взявшимся начальником. По пути он робко думал о том, чтобы послать товарища Мамая к чертовой матери и вернуться на базар. Потап не отвлекал себя глупыми мыслями и потому сразу заметил хвост. Это был уже знакомый эфенди в клетчатом пиджаке. За первым же углом Потап встретил его грудью.