Сергей Нуриев - Идолов не кантовать

Сосватанный Тамасген хотел было возразить, но невеста властно остановила его жестом.

— Все должно быть официально, — потребовала она у свата.

— Будет, — кивнул Потап.

— Со свадьбой и музыкой.

— Шумное гулянье с мордобитием придется отложить по причине нехватки средств. А вот тихую попойку я вам обещаю, под аккомпанемет.

— А венчание?

— Сделаем, — подумав, пообещал сват.

— А свадебное путешествие?

— В мои полномочия это не входит, так же как и обеспечение медового месяца.

Впервые договаривающиеся стороны обратили внимание на Гену.

— В заграницу обещал, — сурово напомнила невеста.

— Обещал? — поддержал ее сват, угрожающе сдвинув брови. — Куда повезешь молодую жену?

Новоиспеченный жених искоса посмотрел на обоих, скрестил на груди руки и надменно заявил:

— В Мюнхен поедем.

— Ну вот! Он опять за свое, — развеселился Мамай.

— В Мюнхен, — повторил эфиоп упрямо, — у меня там тетя.

— Правда? Ты мне об этом никогда не говорил.

— А ты не спрашиваль.

Переговоры были окончены. Невеста и сват ударили по рукам. Люда согласилась выдать одежду Гены, но взамен потребовала его паспорт. Паспорт бригадир отдал без колебаний.

— Поздравляю, женишок, — язвительно произнес он, когда хозяйка вышла.

— Что ты затеяль? — шепотом спросил эфиоп.

— Ничего, — ответил бригадир также шепотом.

— А что мы будем делать?

— Я — ничего.

— А я?

— Ты что, не слышал, о чем шла речь? Ты женишься.

— Да? И ничего нельзя сделать?

— Ничего. Надо было раньше думать, до того, как ты… это самое… напал на несчастную. А судя по тому, как эта дамочка уверена в себе, есть подозрение, что эти твои… — Потап деликатно отвел взгляд, — неоднократные нападения повлекли за собой вполне естественные последствия. И если это так — тебе ни за что не отвертеться. Что делать! Равноправие женщин с мужчинами достигло такого уровня, что это равноправие женщины уже могут отстаивать в суде. Ты, конечно, можешь и удрать до суда, но, в интересах дела, я тебе этого не позволю. Если твоя невеста пойдет по инстанциям, то мне будет довольно трудно убедить соратников, что товарищ Степан, который больше месяца был в Брюсселе, и злостный бабник, которого в течение этого же месяца видели в женском общежитии, — это два совершенно разных негра. Так что, дорогой компаньон, придется тебе вступить в законный брак и увезти жену с собой. Любишь кататься, люби и саночки возить. Я всегда говорил, что потребительское отношение к женщинам доведет тебя до ручки. Внеси и ты хоть какую-то лепту в наше общее дело. Ничего, со мною случалось и похуже. Кстати, я подозреваю, что эта твоя лепта будет для тебя не слишком в тягость.

— Ладно, — быстро согласился компаньон, — буду жениться…

В комнату вошла Люда, неся на руках стопку аккуратно сложенных вещей. Сверху лежала выстиранная, тщательно наглаженная рубашка…

Когда подмастерье облачился в чистые, отутюженные брюки, подозрение бригадира стало возрастать.

Невеста провела их до лестницы и спросила у Потапа, как у старшего:

— Ночевать вы его ко мне приведете?

— Мада-ам, — сказал Потап наставительно, отведя ее в сторону, — не позорьте наши нравы перед иностранцем. Что о нас могут подумать? Точнее — о вас. Порядочная девушка не должна позволять ничего лишнего до брачной ночи. Особенно жениху. Он вас потом больше уважать будет.

Путь к дому № 12АБ выбрали самый короткий. Шли глухими улицами, по раскисшим дорогам, где в эту пору года мог пробраться только пешеход или гужевой транспорт.

Мамай рассказывал о блестяще разработанной и проведенной операции, которая едва не увенчалась успехом.

— Он был в моих руках, — перешел Потап к кульминационной части. — Я его даже мог пощупать. Целая скала золота! Мы готовы были броситься друг другу в объятия, чтоб не расставаться никогда. Ильич уже склонялся в мою сторону, он почти падал, но тут…

Бригадир замолчал, вновь переживая драматический момент.

— Что? — не выдержал напряжения Гена.

— Лебедка.

— Какая?

— Грузовая.

— Что?

— Поломалась, — произнес Потап замогильным голосом.

От ужаса эфиоп прикрыл ладонью рот и сочувственно покачал головой. После минуты молчания он спросил:

— А потом? Памятник ты сняль?