Максим Кантор - Советы одиного курильщика.Тринадцать рассказов про Татарникова.

— Ну и что? — спросил меня Гена. — Тебя что здесь зацепило?

— Например строительство. Что если проект давно рассыпался, и Кошелев вытащил на свет то, что надо спрятать? Небось бюджет стройки уже распилили и в офшоры вывезли, а этот лопух здесь рекламу дает.

— А Хабибуллина зачем стрелять?

— Ты не думаешь, что метили в Кошелева?

— Как вариант… — Гена цеплялся за любую соломинку. — Хорошая догадка…

— Это какая же у вас догадка? — загремел с берега сочный голос, и большой жирный человек в белом костюме резво взбежал по сходням, а за ним три охранника в черных костюмах.

Толпа свидетелей раздалась, менты прижались к поручням, местный следачок совсем скис.

— Это сам Бабуянов, — шепнул он нам с Геной. — Его усадьба вон на том берегу, аккурат напротив деревни.

— Ах так, значит, он здесь живет! — оживился Гена, но взглянув на Бабуянова, понял, что приставать с расспросами к этому человеку не следует.

— Бабуянов, — пояснил я Гене, несведущему в мире журналистики, — владелец и спонсор «Русского траппера». Он не только футбольным клубом владеет, у него еще газеты и пароходы. Этот журнал основал, чтобы подольститься к президенту, и Хабибуллина он главредом назначил. Пожалуй, ему убивать собственного главреда — без надобности.

Гена слушал меня вполуха, а оставшиеся полтора уха обратил к Бабуянову — сенатор ухватил Гену за грудки, чтобы тот не вывернулся.

— Чтобы к вечеру всех нашел! — орал Бабуянов. — Лично мне доложишь! Придешь — и доложишь! Если тебе бабки нужны, так прямо и скажи! Вы все за взятки работаете, знаю я вашего брата! Мошенники! Тебе сколько дать, чтоб поворачивался?

— Ничего мне не надо!

— Бери, прыщавый, пока дают! Но чтоб за каждую копейку отчитался! Я тебе не мать Тереза! Зря никому не даю! Сказал: найди, значит — разбейся, а найди! На брюхе приползешь и доложишь! Понял?!

— Я на службе! Пустите меня!

— Ты народу служишь, прыщавый! Стране! А я и есть представитель народа, понял? И спросим мы с тебя строго, ох, строго спросим!

— Опричник! — крикнула Гене с мачты Альбина Кац, правозащитница. — Держиморда! Прошли времена, когда карательные органы пользовались безнаказанностью!

— Верно, Альбиночка! — улыбнулся ей Бабуянов. — Прошли те времена! Мы теперь этих следачков без каши жрать будем! А то, понимаешь, забрали себе власть! Распоясались! Понял, прыщавый? — И Бабуянов потряс Гену за шиворот.

— Вы, однако, полегче, — сказал я Бабуянову, — руки не распускайте.

— А ты кто такой? — спросил Бабуянов, и его охрана придвинулась ко мне совсем близко. Знаете такое ощущение, когда со света попадаешь в темную тесную комнату — вот так и для меня мир вдруг сжался в очень маленький уголок — а слева и справа нависли люди в черном. И очень сильно пахло потом и одеколоном, меня едва не стошнило.

— Репортер, — сказал я.

— В моем «Траппере» служишь? То есть в «Русском траппере», — поправился Бабуянов.

— Нет, я в «Вечерней газете» работаю.

— А то иди к нам, в «Траппер». Лучшие перья у нас. Эх, какого журналиста убили… — закручинился Бабуянов. — Какая светлая голова… Знал, знал мазурик, кого убрать…

— А может, он и не знал, — подал голос тощий Берштейн. — Может, убийца не понимал, что значит Роберт Магомедович для России? А то бы не осмелился…

— «Не мог понять в сей миг кровавый, на что он руку подымал»… — выла с мачты Альбина Кац.

— А хрен его разберет… — задумчиво сказал Бабуянов. — Может, и не понимал. Забашляли, видать, мужику прилично. Из чего он шмалял?

— Простите? — Гена приводил в порядок свой костюмчик, измятый сенатором.

— Волына, спрашиваю, какая? Ружье какой марки? — Пуля от винтовки «Голанд-Голанд», — встрял местный следачок.

— Дорогая вещь. Не пожалели на моего главреда бабок. У меня в охотничьем павильоне таких всего пять штук. Ценный ствол. Я вам так скажу: стреляли в главреда, а метили выше! Я верно говорю: тут крупный заказ. Под меня копают… Или… — Бабуянов не договорил, но многим стал понятен его намек. Что если вообще решили похоронить идею трапперства, идею свободной охоты? Может, кто-то решился на безумный шаг, осмелился дискредитировать проект, одобренный самим президентом? А что если… — Дальше и думать уже люди страшились, столь дерзновенно-пугающим представал им замысел убийцы.

Гена стоял понурый. Мечты — посадить Берштейна, обнаружить обрез в плавках Сундукова, и даже казавшаяся ранее опасной фантазия обвинить депутата Сливкина — все это отступало рядом с распахнувшейся бездной. Оказывается, перед нами дело государственного масштаба.