Люда и Игорь Тимуриды - СУ-47 ДЛЯ МАТЕРИ ОДИНОЧКИ

Я поджала губы.

- Какое вы имеете право вмешиваться! – холодно сказала я, стремясь выглядеть совсем взрослой.

Я осторожно взяла бабушку под руку.

- Пойдемте, бабушка, – ласково, но твердо сказала я, ведя ее к другой светящейся вывеске в углублении с названием роскошной фирмы по продаже квартир. – Я куплю тебе и семье твоей дочери отдельные квартиры...

Белобрысый все равно не отстал от меня и упрямо увязался за мной, пока я тихо успокаивающе говорила старушке, что “только прикажу оформить квартиры так, чтоб ни продать, ни выкупить, ни заложить, ни лишиться их ни ты, ни твоя дочь не сумели в течение двадцати лет”...

Контора, кажется, работала. Наверное, они ожидали, что при такой заварухе люди бросятся вкладывать деньги в недвижимость.

Старушка, кажется, плохо соображала, что с ней происходит. И все плакалась, принимая меня, почему-то, за свою бабушку. Пока ее не попросили в конторе предъявить паспорт, чтобы оформить документы. У них в магазине был и юрист. И только тогда, когда она получила на руки папки с документами, она вдруг сообразила, что происходит.

- Я сам покажу вам этот новый дом... – засуетился управляющий. – Это здесь, рядом... Совсем недалеко, недавно возведенное новое здание...

Я поморщилась.

- Не волнуйтесь, там террористов нет, только сегодня уже три обыска было... – быстро сказал он.

Давно меня так не целовали.

Я отвернулась и подавилась.

- Я надеюсь, бабушке там будет безопасно? Я не могу сейчас туда поехать... – сдавлено сказала я. Мне показалось, что я тут задержалась.

Он хихикнул.

- Мы уходим, – жестко сказала я, а потом тихо наклонилась к бабушке. – Мы помогли вам, а дальше решайте сами... – неслышно сказала я ей на ухо.

Мы были уже на улице с бабушкой, когда она, наконец, по угодливости задержавшегося на мгновение у двери управляющего поняла, что это все происходит по настоящему, не во сне, и растерялась. Она переводила взгляд то на меня, то на бумаги, а потом неожиданно расплакалась от благодарности. Совсем, совсем иначе...

- Возьми, хоть это возьми... – она неожиданно стала тыкать мне в руки большой футляр, не вытирая катившиеся по щекам слезы. – Они фальшивые, да, но мама завещала передать их моей дочери... Не выкидывай его... Прими хоть этот ненужный дар от Анны, непутевой приемной дочери фрейлины Красницкой...

Она плакала и так неловко тыкала мне этот ненужный мне тяжелый футляр, что я не нашла сил отказаться. Он был от всего сердца, хоть драгоценности были и ненастоящие. Но я поняла, что мне передали нечто большее – дар матери, пусть и поддельную, но в чем-то святыню. Я прижала ее к груди, и поблагодарила старушку.

- Они красные, хорошо идут на белом... – прошептала она.

Почему-то столько гордости и какого-то тайного благословения и в тоже время какой-то тоски было в ней, точно с ней уходила эпоха, что я вздрогнула. Что-то в этой женщине было значительное.

Я оглянулась – на мне как раз было ослепительно белое платье.

- Анна Михайловна я, – сказала она мне напоследок, – Щербацкая, пожалуйста, запомни обо мне, дочка...

Она как-то печально улыбнулась.

Белобрысый дернулся.

- ...И вы имели сестру Людмилу... – неожиданно сказал он ей мрачно, выпрямляясь.

Она удивленно посмотрела на него.

- Да... – тихо сказала она.

Я удивленно посмотрела на белобрысого, на его мрачное лицо, и удивилась – она этого не говорила. Он до этого совершенно не заглядывал в документы.

- И вы потеряли ее во время войны... – сказал белобрысый.

- Да... – недоуменно еще тише проговорила она.

- И вы потеряли ее во время бомбежки под Калиновкой, когда в село ворвались немцы, и вашу бричку взбесившиеся лошади унесли в сторону из-за близкого взрыва?

- Да... – она еле выговорила это, замерев.

- И вы понеслись по улице Сталина оглушенная, а все оставшиеся погибли в грохоте обрушившегося дома, а вы оказались в тылу, не в силах уже ничего проверить?

- Да... – прошептала старушка, неожиданно почему-то обернувшись совсем не к белобрысому, а ко мне. И вцепившись именно в меня руками, отчаянно, дико, в меня, страшно всматриваясь в меня широко раскрытыми глазами. – О Боже... Почему я не увидела сразу?!?

Она почему-то глядела на меня, и все пыталась разглядеть, будто во мне скрывалось что-то невозможное.

- А почему вы спрашиваете... – еще по инерции как-то механически жалобно пискнула она, словно уже зная ответ. По ее щекам текли уже слезы счастья, точно она выполнила свой долг, хоть я и не понимала, чего она на меня так смотрела.