Шарль Эксбрайя: Заговор корсиканок

– Ладно…

– Вот уж не думала, что ты способен так нервничать, это на тебя совсем не похоже, – нежно добавила Жозетт.

– Надо полагать, старею.

– Такова наша общая участь, мой друг. Если бы эта грязная история хоть заставила тебя наконец завязать с делами, я бы почти радовалась глупости Фреда.

Консегюд насупился. Теперь, когда спокойствие жены вернуло ему утраченное хладнокровие, бандит снова почувствовал себя на коне и не сомневался, что выпутается и на сей раз. В конце концов, он прожил долгую жизнь и не раз попадал в скверные истории.

Убирая со стола после ужина, Жозетт вдруг сказала мужу:

– Только одного я не понимаю, и меня это немного тревожит, Гастон…

– Что именно?

– Откуда вы знали, что Пьетрапьяна поедут в Вилльфранш?

– Ребята следили за ними не одну неделю, пока не выяснили, что в хорошую погоду вся семья непременно проводит там воскресенье.

– Значит, вся семья, да?

– Конечно. Но куда ты клонишь?

– А где же была старая Базилия с детьми, пока Фред и его друзья устраивали свой фейерверк?

– Откуда мне знать? Может, остались дома?

– И однако, как правило, при первой же возможности на природу стараются вывезти вовсе не взрослых, а детей! Слушай, Гастон, а что, если твои убийцы проморгали старуху и детишек, спрятавшихся где-нибудь в уголке?

– Господи Боже!

– Вот тогда – да, хуже некуда…

Консегюд снова пал духом.

– Ну, не говорил ли я тебе, что этот Фред – сущее проклятие и не заслуживает пощады? – заорал он.

– Ладно-ладно, пусть ты прав, но такого рода рассуждения ни к чему полезному не ведут… В конце концов, если Кабри и других и впрямь видели, всю компанию еще до ночи упекут в кутузку, и нам останется только уповать, что они придержат языки.

В теленовостях не мелькнуло ни единого упоминания о том, что завтрашние газеты назовут «бойней в Вилльфранш».

Консегюды уже собирались ложиться спать, когда в дом явились полицейские и приказали Гастону следовать за ними к комиссару Сервионе, поскольку тот очень хочет с ним поболтать.

В минуту крайней опасности к старому бандиту всегда возвращались прежние силы. Он выразил вполне естественное удивление и, заранее зная, что не получит ответа, попробовал выпытать у своих временных ангелов-хранителей, чем объясняется столь странное обращение с мирным и давно удалившимся от дел гражданином.

Консегюда отвели в маленькую комнатку и оставили киснуть на целых два часа. Лишь после полуночи инспектор Кастелле удосужился наконец отвести его к комиссару. Если полицейские надеялись таким образом сломить сопротивление бандита, испытавшего на своей шкуре все методы воздействия, какие только существуют в природе, то они жестоко заблуждались.

Оба они прекрасно знали друг друга. И Консегюд понимал, что Сервионе, выйдя на след, как всегда, не отступит, пока не доведет дело до конца. Комиссар в свою очередь отлично отдавал себе отчет, что имеет дело с одним из самых умных мерзавцев, с какими его сводила судьба. Таким образом, имея очень точное представление о возможностях и свойствах противника, оба готовились к весьма изнурительной борьбе.

Вежливо, не впадая ни в излишнюю заносчивость, ни в раболепие, Консегюд позволил себе выразить легкое удивление:

– Разрешите заметить, господин комиссар, что ваше обращение со мной внушает некоторое недоумение?

– Разрешаю.

– А могу я попросить вас сообщить мне причины, побудившие вас послать за мной, когда я уже собирался лечь спать?

– Вы, значит, устали, раз вздумали ложиться в такую рань?

– Мы не нашли в телепрограмме ничего интересного и хотели немного почитать в постели… И потом, честно говоря, мы и вправду малость утомились – весь день играли в шары с нашими соседями и друзьями Мюгронами. Это бывшие ювелиры из Ниццы, как и мы, удалившиеся на покой.

Оноре про себя с восхищением отметил ловкость противника. Всего в нескольких словах и как бы между прочим Га-стон дал ему понять, что на время трагедии у него несокрушимое алиби – учитывая несомненную респектабельность свидетелей, никто не посмеет усомниться в искренности их показаний.

– Скажите, Консегюд, вам известно о драме, случившейся сегодня во второй половине дня в ущелье Вилльфранш?

– По правде говоря, нет. А что?

– Убили одного из моих коллег, его жену и отца.

– О, господин комиссар, не могу даже выразить, как глубоко я огорчен и… удивлен…

– Не сомневаюсь. Насколько мне известно, Фред Кабри – один из ваших друзей?