Елена Логунова - На сеновал с Зевсом

— А в частности? — не отстала я, выразительным взглядом показав, о каких именно частностях спрашиваю.

Мамуля повернула корпус вправо, а голову влево и попыталась в этой йоговской позе произвести замеры обширного выреза на спине. Я помогла ей добрым советом:

— Под это платье нижнее белье лучше не надевать.

— Ладно, не буду, — с готовностью согласилась она.

Я подняла брови:

— Можно узнать, куда это ты собираешься?

— Не я — мы с тобой собираемся! — Родительница покачала головой, на которой уже была сооружена элегантная вечерняя прическа. — Конечно, если у тебя нет других планов на вечер.

— Абсолютно никаких, мамочка! — горячо заверила я, с большой радостью послав к чертовой бабушке овощные профитроли. — Когда идем?

Жизненный опыт подсказывал мне, что имеет смысл убраться из дома раньше, чем папуля вернется с буряками и репками.

— А куда мы идем, тебе неинтересно? — уколола мамуля.

С губ само рвалось: «Все равно, лишь бы не на кухню!», но я промолчала. Необязательно было просвещать родительницу относительно того, какая именно альтернатива сподвигла меня принять ее любезное предложение без расспросов и уговоров.

— Мы собираемся в театр! — так и не дождавшись ответа, торжественно сообщила она.

— Опять?! — ляпнула я.

— Ты уже была в театре? — удивилась мамуля.

Она выразительно оглядела меня с непричесанной головы до туфель, на которых оставила зримые следы окопная глина, и недоверчиво хмыкнула.

— Я туда уже собиралась, — ответила я.

— Ты? В театр?! — Мамулино недоверие достигло невиданных высот и сделалось откровенно обидным.

Пришлось объяснять, что я вовсе не такая темная малограмотная личность, как некоторые, наверное, думают. Не красавица-блондинка из анекдотов, я вполне образованная современная девушка, временами испытывающая тягу к культурной жизни не только в ее инговых формах.

— В каких, в каких формах? — услышав незнакомое слово, наша великая писательница засмущалась и потеряла весь свой апломб.

— В инговых! — повторила я. — Ну, знаешь: пирсинг, дансинг, шопинг…

— Спарринг! — громко и радостно подсказал из своей комнаты Зяма. — Но только не тот, где морды бьют, а где бессистемно спариваются.

— Если бессистемно, то это уже свинг! — возразила я, шагнув поближе к дверному проему, чтобы видеть братца.

— Тоже инговая штука, — охотно согласился он, неторопливо перелистывая «Плейбой».

— Эх, Зяма, жаль, что ты не можешь пойти с нами! — без видимой связи со сказанным взгрустнула мамуля. — Тебе бы понравился этот спектакль! Он буквально для тебя и про тебя!

— Неужели в нашем театре наконец поставили «Идиота»? — ехидно спросила я.

«Плейбой», трепеща листочками, прошуршал над моей головой, стукнулся о стену и убитой молью упал на пол. Я подняла сексуальную дохлятину, любезно вернула ее Зяме и пошла снаряжаться в культпоход.

Пока я выбирала наряд, а потом одевалась, причесывалась и раскрашивалась, мамуля морально готовила меня к восприятию спектакля.

— Рассказывают, что это совершенно возмутительное безобразие! — возбужденно блестя глазами, говорила она. — Нечто абсолютно непристойное: хористки топлес, кордебалет исполняет стриптиз, а главные герои прямо на сцене очень зажигательно имитируют процесс интимной близости.

— Из скольких актов? — ревниво поинтересовался Зяма, не уточнив, какие именно акты его интересуют.

Мамуля его не услышала, потому что я перебила брата:

— Так мы идем в ТЮЗ на «Яблоко раздора»?! Вот здорово! Я как раз хотела его посмотреть, да обстоятельства помешали! А разве вчера был не самый последний спектакль?

— В ТЮЗ?! — Зяма не смог удержаться в стороне от интересного разговора.

Он прихромал к нам, увидел меня в белье, пробормотал: «О, миль пардон!», прикрыл глаза ладонью, вслепую нашел диван, бухнулся на него, едва не придавив мамулю, и продолжил тему:

— Неужели теперь такие спектакли показывают в ТЮЗе? Ах, где ты, моя пуританская молодость! Или нынешний ТЮЗ — это уже не Театр Юного Зрителя?

— По мнению некоторых моих коллег из художественного совета, наш ТЮЗ после этой постановки следует называть Театром Юродивого Зрителя, — хихикнула мамуля. — А постановку «Яблока раздора» переименовать в «Яблоко разврата». Ах, дети, слышали бы вы, какая словесная баталия развернулась на сегодняшнем заседании! Этот бездарь Цапельник из городского союза писателей призывал власти санкционировать гражданскую казнь автора пьесы с обязательной конфискацией его гонорара в пользу наиболее высоконравственных литераторов края. Завотделом народного образования предлагала устроить на входе в театр бесплатную раздачу тухлых яиц, оформив эту акцию как спонсорскую помощь птицекомбината. А вот активисты из студенческого комитета, спасибо им, потребовали организовать дополнительный показ спорного спектакля для ценителей высокого театрального искусства, которые не имели возможности испытать глубокое отвращение к данной постановке ТЮЗа по причине огорчительно высокого спроса на билеты. Так что сегодня вечером спектакль повторяют, и нам, членам художественного совета, дали места в ложе!