Фредерик Дар - Елка в подарок

— Но это же кошмар! Что обо мне подумает мой друг Симон?!

— Кое-что неприятное, смею вас уверить, — подтверждаю я. — Между нами говоря, он просто взбешен.

— Бог мой, я сейчас же ему позвоню.

— Сейчас не надо! Он принимает, но не соболезнования, а министров…

Надутый толстяк начинает на глазах уменьшаться в размерах. Естественно, это литературный образ, но его суть в полной мере соответствует реальности. Впечатление, будто толстяк сел на гвоздь и сильный выход воздуха того и гляди приведет к декомпрессии в помещении.

— А теперь, господин Трубадур…

— Бормо!

— Простите?

— Не Труба, а Бормо… Бормодур.

— А! Прошу прощения! Теперь предстоит разгадать предложенный вами ребус, и вы должны оказать мне в этом действенную помощь.

— Я?

— Вы!

— Но ка… ка…

Интересная физиология у человека: он еще не знает самого главного, а уже такой позыв!

— Но ка… как я могу вам помочь? — заканчивает он фразу, к моему великому облегчению.

Бромтутур, или как там его, не в себе. Он на грани инфаркта. Беднягу можно понять! Сегодня воскресенье, вечер, и в кухне мирно готовится утка с апельсинами. А он с тоской представляет себе, как его уводят в темную ночь навстречу жутким приключениям. Только от одной этой мысли в животе у Дурбормота все индевеет. В голове полная мешанина, паника среди слюнных желез, раскаты грома в эпителии желудка и мольбы о спасении, готовые сорваться с кончика языка. Он представляет себе борьбу не на жизнь, а на смерть вокруг серебряного подноса, испускающего пар, подобно транссибирскому экспрессу, и утку, золотистую, сочную, нежную, с хрустящей корочкой и растопыренными лапками… Несчастный видит, как члены его семьи берут на абордаж поднос с водоплавающим чудом, чтобы свести с уткой счеты, полностью забыв о нем, отсутствующем. Когда он вернется, останется лишь остов, чистый, будто обглоданный стаей стервятников, и, если повезет, шейка во всей своей первозданной красоте.

— Первое, чем вы можете мне помочь, так это дать справку об истории дома, господин Бомбодур.

— Бормо! Бормодур…

— О, извините еще раз, у меня короткая память на некоторые имена. Словом, мне нужны фамилии предыдущих хозяев, которые наверняка фигурируют в купчей. Кстати, постройка, кажется, довольно новая.

— Да, да, весьма новая. Пройдемте ко мне в кабинет.

Будто невзначай толстяк бросает взгляд на часы. Его утка жарится сейчас в инфракрасной духовке или же в микроволновой печи на вращающемся блюде, окутанная парами и микроволнами. Затем в дело вступает гриль. Могу спорить! Как только она будет готова, звоночек известит об этом голодных хозяев. В наши дни кухни стали похожи на лаборатории ядерных исследований.

Бормотуш ведет меня в соседнюю комнату. Здесь тоже ампир. Немного вычурно — я имею в виду стиль, когда его слишком много. Похоже, он купил целиком Малый Елисейский дворец… Перепродажа недвижимости позволяет ему урвать лакомые кусочки, моему птенчику Бармалею, будьте покойны!

Хозяин, или мэтр (хотя роста в нем метр с кепкой), начинает лихорадочно рыться в выдвижных ящиках своих далеко не ампирных шкафов и вскоре вытаскивает толстую тисненую папку. На обложке вензеля и надпись округлыми жирными буквами: Конкурс «Средиземная утка».

Вздыхая, бизнесмен развязывает тесемки. Каждое его движение сопровождается скрипом, какой издает мачта корабля во время шторма. Он перелистывает бумаги, перекладывает всевозможные бланки, принюхивается, слюнявит пальцы, похожие на сосиски, и в конце концов набредает на нотариальный акт.

— Вот он! Нашел, — кряхтит толстяк.

Он читает тихим голосом, шевеля губами. До меня доносится лишь сипение и причмокивание, но я человек воспитанный и научен ждать. Наконец он отрывается от бумаги, поднимает на меня глаза и, как сказали бы об архангеле Михаиле, подает мне знак.

— Добрая весть! — объявляет он.

— Да?

— Был только один хозяин. Я вам сейчас объясню. Значит, так. Дом был построен десять лет назад вдовой Планкебле, и она жила в нем со своей дочерью… Затем она, то есть вдова, вышла замуж за некоего господина Сержа Аква. Через восемь месяцев она умерла и дом унаследовала ее дочь…

Пока он рассказывает, меня не покидает легкое раздражение: я бы предпочел сам лично покопаться в бумагах и выудить необходимые сведения — нет ничего лучше, чем текст перед глазами. Но хорек Бормодур, бросая отчаянные взгляды на часы, не выпускает досье из рук. Он торопится. В гонке между мной, легавым, и уткой для него единственный способ спасти положение — это не упустить момент, когда надо рвануть к финишу. Необходимо срочно покончить со мной, иначе от утки останутся рожки да ножки.