Дарья Калинина - Шустрое ребро Адама

— В общем, спасибо вам, — вторила Мариша. — Если бы не вы, то даже не представляю, как бы мы выкручивались! Уж полковник нашел бы способ уничтожить нас. Либо пустил бы газ, либо нагнал своих солдат, начав незапланированные боевые учения по уничтожению противника, окопавшегося под землей.

Словом, способ нашелся бы.

— Ладно вам, — усмехнулся Картохин. — Не прибедняйся, с вами полковник хлебнул бы лиха. Во всяком случае, вы бы уж нашли лазейку, чтобы ускользнуть от него. Кстати, могу вас порадовать. Ему-то от закона не уйти. Он получит по полной программе. Ему не отвертеться. Показаний Софочки и ученых хватит, чтобы их всех засадить за решетку. А когда они это поймут, то сразу же начнут топить друг друга. Так что каждый получит свое.

Картохин развез нас всех по домам. Ученые тоже воссоединились со своими семьями, которые толком даже не успели поволноваться, но тем не менее обрадовались их возвращению. Серафима Ильинична со своим мужем наконец-то оказались у себя дома и смогли всласть наговориться, выясняя отношения. Лично я, добравшись до дома, первым делом забралась в ванну.

Честное слово, после холода и сырости подземелья у меня ломило все кости, а в душе и вовсе царил арктический холод, стоило вспомнить безумные глаза полковника, когда он угрожал размозжить голову Тамаре Ильиничне. Просто удивительно, как его столько времени держали за нормального! И даже доверили командовать частью! Но главное, как это мы сами могли довериться такому опасному психу?

Постепенно горячая вода согрела мое тело, и я окончательно уверилась в том, что, позволив Пахану скрыться от правосудия, мы сделали, что бы там ни говорила Мариша, доброе дело. Конечно, у Мариши были свои причины желать, чтобы он оказался за решеткой, но это уж ее личное дело. Придя к этому выводу, я почувствовала себя значительно лучше, выбралась из ванны и завалилась спать. Утром предстояло еще ехать в милицию и снова рассказывать всю нашу историю с самого начала. Что поделаешь, с первого раза менты никогда не могут запомнить все детали.

Как и следовало ожидать, утром я проспала. А что вы хотите, если мы вернулись домой только часа в три ночи. Хорошо еще, что моих родителей не было дома, они поехали отдохнуть в пансионат. Правда, тогда я бы не проспала, уж мама побеспокоилась бы об этом.

Зевая, я набрала Маришин номер.

— Ты знаешь, который сейчас час? — спросила я. — Уже полдень. А Картохин умолял нас приехать к нему к одиннадцати.

— Ничего не знаю, — сказала Мариша. — Голова трещит, словно с похмелья. Мы с мамой легли спать только под утро.

— И что решили?

— Ничего, — буркнула Мариша. — Она обещала, что не будет встречаться с этим Геной. Но боюсь, что это она сказала, лишь бы от меня отвязаться. Так что я даже не хочу оставлять ее одну. Вдруг я приду, а ее уже дома нет?

— Она взрослый человек… — начала я.

— Вот, вот, ты ей об этом скажи! — не дослушав меня, закричала Мариша. — А то ведет себя не лучше ребенка!

В общем, в милицию мы отправились все вместе.

Там мы снова повторили наши вчерашние показания и стали слушать, что нам новенького расскажет Картохин, а он что-то не торопился. Ходил себе по комнате, смотрел в окно, задумчиво крутил в руках пепельницу, словом, тянул время. Наконец он открыл рот и изрек:

— В этом деле мне теперь ясно абсолютно все!

— Может быть, поделитесь и с нами? — спросила Мариша. — А у нас есть несколько вопросов. Например, как получилось, что полковник вступил в преступный сговор и предал лучшего друга детства? И где он познакомился с Паханом?

— Это как раз не вопрос, — отмахнулся Картохин. — Деньги подчас и не такое могут. А полковнику страшно надоела нищета. Надоела его копеечная зарплата.

И когда появился реальный шанс разбогатеть, он не смог его упустить. К тому же от него лично требовалось лишь выделить ребят для охраны этой подземной тюрьмы. А мальчишек в армии всегда навалом. Полковник отобрал пару десятков отличников боевой и строевой подготовки, сказав им, что отныне они получают индивидуальное задание и служить будут в качестве охранников в подземном городке. Парням, во-первых, деваться было особенно некуда, разве что в дезертиры, а во-вторых, они не знали, кому доложить о том, что делается в бункере. Во всяком случае, так они говорят.

— Ясно, — сказала я. — А что с ними теперь будет?

— Не знаю, — сказал Картохин. — Но их начальнику точно не поздоровится. Хотя, честно говоря, думаю, что до суда, если он, конечно, до него доживет, его отправят в психушку. Явно, что он не в себе. Но вообще то, что он сделал, — позор для всей армии.