Джорджетт Хейер - Неоконченное расследование

Некоторое время полковник Скейлс изумленно смотрел на Хемингуэя.

— У вас есть реальные соображения, которые натолкнули вас на подобный вывод?

— Да, сэр, — ответил Хемингуэй и выложил на стол письмо, написанное перед смертью Уолтером Пленмеллером. — Оно было найдено среди бумаг Уоренби. И меня очень интересует, почему оно хранилось у него в сейфе, отдельно от прочей судебной документации по делу, которое всегда подшивается в одну папку.

— Вы говорите, письмо хранилось отдельно? Но так никогда не поступают.

— Вот именно, сэр, — согласился Хемингуэй. — Соответственно у Уоренби были на это какие-то веские причины. И должен сказать, что это письмо и может стать ключом к разгадке.

Полковник прочитал письмо.

— Хорошо помню это дело и, надо заметить, я тогда от души сочувствовал Гевину.

— Отсюда следует, что Уолтер искренне ненавидел своего братца, — сказал Хемингуэй.

— Ерунда! Уолтер вовсе его не ненавидел. Он был тяжело болен. Военное ранение. Он страдал мигренями и бессонницей. Его специально консультировал приглашенный из Лондона специалист, который и прописал ему необходимые лекарства.

— А не принял ли он смертельную дозу снотворного?

— Это исключено. Помимо судебно-медицинской экспертизы, то же самое подтвердила и служанка, нашедшая лишь одну упаковку от лекарств.

— Но, сэр, если у него была возможность уйти из жизни при помощи снотворного, почему он тогда решил отравить себя газом? — с удивлением спросил Хемингуэй.

— Скорей всего, Уолтер просто не знал, какова смертельная доза. Не вижу ничего удивительного в том, что, выпив обычную дозу, от которой он должен был крепко уснуть, он включил газ.

— Возможно, — согласился Хемингуэй. — Если снотворное оказывало свое действие в течение минуты или двух. А если действие растягивается, предположим, на тридцать — сорок минут, то Уолтер выбрал не самый лучший способ свести с жизнью счеты.

— Поймите, Хемингуэй. Гевин был действительно прямым наследником Уолтера, но ведь Уолтер не был богат. Стал бы Гевин убивать брата, чтобы получить дом, содержать который в порядке у него попросту нет средств?

— Хорошо, сэр. Но обратите внимание на эти строки письма: «Ты приехал ко мне, чтобы получить от меня то, что тебе нужно». Похоже, что Гевин мог рассчитывать на какие-то средства. Ничего не всплыло на этот счет во время следствия?

— Нет. Об этом не было сказано ни слова. К тому же Уолтер сам говорил, что с трудом сводит концы с концами.

— Понятно, сэр. Но пару минут назад вы скачали, что Уолтер вовсе не ненавидел своего брата, а это письмо навело меня на противоположные мысли.

— Возможно, — кивнул полковник. — Но вы его просто не знали. Доктор Уоркоп нередко фиксировал у него нервные припадки, и, возможно, письмо и было написано в подобном состоянии. Я и сам однажды наблюдал его во время приступа. Он был вне себя от ярости. Но я убежден, что он по-своему любил Гевина. Сколько раз он клялся не пускать больше Гевина в дом, но когда остывал, то начинал тосковать по брату. У него ведь, из-за болезни, не было никаких друзей, с которыми он мог бы общаться. В сущности он был очень одинок. — Полковник закурил новую сигарету. — За пару недель до смерти, в очередной раз поругавшись с Гевином, он клялся всем подряд, что никогда больше не примет его в своем доме. А за три дня до смерти приехал сюда в Белингэм на специально нанятой машине, чтобы встретить Гевина на станции.

— Это интересно. И что же такого выкинул Гевин, чтобы за три дня довести Уолтера до самоубийства?

— Я понимаю, что это звучит странно, — согласился полковник. — Но доктор Уоркоп, который знал состояние здоровья Уолтера лучше, чем кто бы то ни было, уверен, что все произошло из-за психического нарушения. На суде Гевин сам говорил, что перед смертью Уолтер был в очень тяжелом состоянии и находился, что называется, на грани. И доктор Уоркоп в частной беседе сказал мне, что в таком состоянии он мог легко решиться на самоубийство и в этом нет ничего удивительного. Можно сказать, что Гевин несет моральную ответственность за смерть брата. Но он ведь даже не уничтожил письмо, которое его в какой-то степени дискредитирует. А наоборот, передал его в руки инспектора Фроптона. И это, надо заметить, делает ему честь. Что вы думаете по этому поводу теперь, Хемингуэй?

В это время на столе полковника зазвонил телефон. Он снял трубку.

— Вас хочет видеть ваш коллега, Харботл, — сказал Скейлс Хемингуэю.