Наталья Александрова - Шашлык из трех поросят

Александр попытал счастья в нескольких театрах, понял, что ходу ему не дадут, и сделал еще один ход конем.

Если за несколько лет до того он перебрался из провинции в большой город, то теперь он переехал в еще более отдаленную провинцию в Эвенкийский национальный округ. Правда, переехал ненадолго и оставив в Ленинграде крепкие и надежные тылы — молодую жену и законную жилплощадь.

В Эвенкии в это время как раз создавали национальный театр. Александр Ковров принял участие в оформлении первого эвенкийского балета, и на этой работе едва не создал себе имя, но на его беду кто-то в верхах решил, что у истоков местного театра должны стоять национальные кадры, и на всех афишах вместо фамилии Коврова появилась фамилия молодого эвенка, который помогал Александру оформлять спектакль.

К этому времени Коврова окончательно измучил тяжелый климат Заполярья, а однообразные виды Эвенкии надоели еще больше, чем в свое время неброские пейзажи средней полосы. Признав, что поход за славой не удался, Александр вернулся в город на Неве.

Катя встретила мужа с радостью, однако сам Александр держался несколько натянуто. Он чувствовал, что Дронова вряд ли когда-нибудь добьется большого успеха, а значит, не сможет посодействовать и своему мужу, а ничто, кроме успеха, его не интересовало. Ничто, кроме успеха и денег.

В это самое время на его горизонте появилась перспективная художница Видена Штук.

Вилена была рослая женщина с грубым голосом и манерами старшины-сверхсрочника. Она пила водку не закусывая и смеялась гулким лошадиным смехом. Видена сделала себе имя поездками на БАМ и другие стройки века. В этих поездках она создавала серии портретов знатных строителей, трактористов и крановщиков.

Эти серии она называла в духе момента — «Наш современник», «Герой нашего времени», «Строители будущего»… Поговаривали, что с большинством героев нашего времени предприимчивую художницу связывали не только творческие отношения, но Коврова такие незначительные подробности не интересовали. Его волновало только одно: Видена могла расчистить для него дорогу к успеху.

Единственное препятствие в лице Кати Ковров преодолел не задумываясь. Он объявил жене, что она препятствует его творческому росту и сковывает его художественную свободу.

Катя поплакала и смирилась. Она всегда отличалась легким, отходчивым характером.

Интересно, что в ходе развода Ковров повернул дело так, что Катерина оказалась в коммунальной квартире, а себе он сумел выменять отдельную, хотя и однокомнатную. Еще более интересно, что незлобивая Катя совершенно не затаила обиды на своего бывшего мужа.

Однако Коврова преследовало фатальное невезение. Видена Штук не успела вытянуть своего мужа на светлый путь успеха. Во время очередной творческой поездки на какую-то стройку века она выпила лишку и упала в колею, где ее переехал бульдозер, за штурвалом которого сидел очередной герой нашего времени, тоже маявшийся глубоким похмельем.

Безутешный вдовец пытался составить себе политический капитал, подхватив тему, выроненную из ослабевших рук Видены, а заодно выпуская воспоминания о своей безвременно почившей супруге, но времена изменились, «Строители будущего» вышли из моды, и несравненную Вилену Штук благополучно забыли.

На повестке дня стояло новое искусство. Непризнанные гении, абстракционисты и авангардисты, те, кто раньше прятались по котельным и дворницким, создавая в тиши свои не востребованные обществом шедевры, проводили теперь громкие выставки, устраивали вернисажи и презентации и продавали свои не привычные нашему зрителю картины за баснословные, тоже не привычные нашему человеку суммы.

Тут-то Александр и познакомился с Зинаидой Плотицыной.

Зинаида была утонченная женщина с вечно затуманенным взглядом и загадочной фигурой.

Взгляд ее был затуманен оттого, что она постоянно находилась в творческом поиске, а фигура казалась загадочной, потому что Зинаида вечно надевала на себя, поверх сильно вылинявшей клетчатой мужской рубахи, которую прежде называли ковбойкой, несколько бесформенных, вытянутых на локтях свитеров неаккуратной ручной вязки. Сверху на свои свитера она навешивала несколько ниток бус, либо деревянных, самой грубой работы, либо сделанных из зубов не известных науке животных, либо, на худой конец, из необожженной глины.

Остановив в углу кого-нибудь из зазевавшихся братьев-художников, Зинаида показывала ему очередное свое ожерелье и говорила, глядя куда-то вдаль своим туманным, ищущим взглядом: