Наталья Александрова - Шашлык из трех поросят

— Это, понимаешь ты, родной, настоящая, подлинная осина из наших, родной, исконных лесов!

Подлинная, натуральная осина! Понимаешь, родной? Чуешь, какая от нее исходит незамутненная сила? Хочешь припасть к ее источнику?

Художники по большей части спешили уклончиво согласиться с Зинаидой и ретироваться куда-нибудь подальше. Однако, когда Плотицына остановила в свой черед Александра Коврова, наш герой глубоко вздохнул и решительно бросился в источник незамутненной силы. Он уже прочел несколько восторженных отзывов о работах Зинаиды и почувствовал исходящий от нее бодрящий запах успеха.

В то время Плотицына проходила свой «сиреневый период». Все ее работы были выполнены в изысканной сиренево-фиолетовой гамме.

Она написала целую серию «сиреневых девушек», которых для простоты и порядка просто нумеровала. Особенный успех имела «Сиреневая девушка номер шестнадцать», в чертах которой явственно угадывалось сходство с самой художницей — тот же затуманенный поисками истины взгляд сиреневых глаз, те же бесформенные сиреневые свитера, только вместо ног у сиреневой девушки были автомобильные колеса с цельнолитыми титановыми дисками, а вместо рук — металлические манипуляторы.

Подводя Коврова к своей любимой работе, Зинаида по-хозяйски прихватывала его за локоть и вещала глубоким трагическим контральто:

— Ты видишь, родной, какая от нее исходит подлинная сила? Это ведь наша исконная, незамутненная краса! Хочешь припасть к ее источнику?

И Ковров послушно припадал к источнику.

Вскоре «Сиреневая девушка номер шестнадцать» была приобретена известным немецким коллекционером, и слава Зинаиды Плотицыной поднялась, как тесто на свежих дрожжах. Ковров благополучно грелся в лучах этой славы.

Кроме «сиреневых девушек» Зинаида написала полтора десятка «сиреневых стариков», частично тоже колесных, частично же — на гусеничном ходу. В этих стариках она видела источник подлинной, незамутненной мудрости.

Позднее, в духе времени, она выполнила портрет «Сиреневого рэкетира». Рэкетир имел особенно большой успех, а когда его купил пожелавший остаться неизвестным любитель искусства, заплатив втрое больше, чем немецкий коллекционер, судьба Зинаиды была определена.

Она прекратила творческие искания, поставила крест на наметившемся у нее «оранжевом периоде» и принялась поточным методом штамповать на заказ новых «сиреневых рэкетиров».

В определенных кругах стало модным приобретать собственный портрет в сиреневой гамме работы Зинаиды Плотицыной и говорить приглашенным домой коллегам:

— Понима-аешь, брателло, это круто! У самого Винта такая точно картина висит! Только у него колеса от шестисотого «мерса», а у меня, гляди, от «феррари»! Прикинь, как круто!

После таких слов «брателло» не мог ни спать, ни есть, пока сам не обзаведется такой же сиреневой картиной.

Правда, братья по цеху начинали коситься на Зинаиду и поговаривать, что она лишилась своей незамутненной силы и вообще разменяла дар на медную монету, но эти разговоры всегда можно было списать на банальную зависть.

Тем не менее благосостояние Зинаиды неуклонно росло, росла и ее популярность в определенных кругах. Ковров наконец-то настоял на том, чтобы законным образом оформить их отношения. Зинаида, которая до того пренебрежительно отзывалась об узах брака, неожиданно проявила удивительный энтузиазм и даже затребовала полноценное церковное венчание.

— Понимаешь, родной, — говорила она очередному коллеге, приглашая его на церемонию, это наше исконное, подлинное.., источник, понимаешь, незамутненной самости…

Церемония прошла на высшем уровне, и Зинаида ради нее даже отказалась от привычных клетчатых рубах и грубошерстных свитеров.

Получив официальный статус. Ковров принялся с удвоенной силой выбивать дивиденды из славы и заработков своей новоиспеченной жены. Первым делом он выстроил роскошный трехэтажный загородный дом, на который ушли все деньги, вырученные от продажи «сиреневых рэкетиров». В тот самый день, когда дом был закончен, случилось непоправимое.

Зинаида в своем новом доме писала портрет очередного «брателло». Однако на этот раз ей не повезло с моделью. Коллеги «брателло», что-то с ним не поделившие, заложили в дом художницы мощный заряд взрывчатки, который и был взорван во время очередного сеанса. То, что не погибло при взрыве, было уничтожено возникшим после него пожаром. Под руинами дома были похоронены сама художница, все ее работы сиреневого и прочих периодов, невезучий «брателло», его незаконченный портрет и светлые надежды Александра Коврова.